Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

*

29.10.2013 в 01:43

Пишет  кофейный олень:

Being Human, WTF-2014, пост набора
Мы с  Moon Mouse решили, что мы дюже храбрые и отважные, а ещё - что у такого сериала просто обязан быть свой фандом хоть на одной из битв, так что...

Молодая, но перспективная команда ищет в свои ряды людей и не только, особенно верстальщиков, артеров, виддеров и тех, у кого есть голова на плечах.
Кроме этого мы рады абсолютно всем:
смотревшим сериал, частично смотревшим сериал, не смотревшим, но внезапно решившим заполнить досадное упущение, поклонникам американского ремейка.
Если вы смотрели совсем-совсем всё и даже любите 2-3 сезоны, приходите просто затем, чтобы мы смогли увидеть вас и узнать, что вы существуете.**
У нас в наличии - забористый канон и вкусный чай.

Запишись к нам, будь человеком!

Уже в составе:

 кофейный олень
 Moon Mouse
 So_Changeable
 Рысявка
 Dianelle
 SofiaSain
 небо/автомат
 мистер двалин сексуален.
 дорогой Эсме
 treeckster
 Estimada

@темы: Being Human, Dying Vampire

---

*?

Вот как-то я недолюбливаю переделанных под фандом анекдотов, но что-то подумалось:
Пострайхенбах. Мориарти попадает на небеса к воротам рая, там толпа. Кого-то пропускают, кого-то отправляют в ад.
Доходит очередь до Джима.
- Ну что? Грешил?
- Грешил.
- Людей обманывал?
- Обманывал.
Калитка тихонько открывается. Джим удивлённо смотрит в щель.
- Ну как же так, апостол Пётр?
- Я не Пётр, я Патрик. Быстрей-быстрей!

Это я к чему

Кто-нибудь может мне отбетить безрейтинговый даблджейный фик (1 000 слов) на грамматику и профпригодность на завтра?

@темы: John Watson, le sourire, James Moriarty

---

*возлежащие на красной траве

Я чисто случайно туда зашла, я не знаю, можно ли перепащивать, но я не могу не - товарищи, правда жизни, боль вселенной в трёх предложениях
Нетолерантный Рассилон

Пишет Гость:

27.10.2013 в 14:42

Хрена себе "хватает канона". Где, я вас спрашиваю, мои ещё десять сезонов с Девятым?
Хватает им.

URL комментария

@темы: doctor who

---

*love of life

Так, я поняла, что в дневнике любителей кельтов-айришей нет, ну да ладно))))
в честь закрытия темы
мы вчера под подобное весь вечер - aww

Прослушать или скачать Irish Folk Music Ev Sistr бесплатно на Простоплеер

и скрипки мои любимые

Прослушать или скачать Celtic-Irish Folk Dueling Violins бесплатно на Простоплеер

honeys
I love you so much
freeeeee hugs

---

*моричка и моричек

И ещё один МорМор

27.10.2013 в 18:48

Пишет  JeeGri:

Michael Fassbender, Natalie Dormer & stockings

+5

найдено тут, ссылка источника умерла

@темы: The Woman, Sebastian Moran, James Moriarty

---

*guys & guns

И Себлок ещё

26.10.2013 в 21:01

Пишет  YumiKoboyashy:

Не в Обзоры!

26.10.2013 в 20:44

Пишет  Enchantress werewolf:

тот момент, когда в арте видишь сразу и Шериарти, и МорМор О______о

@темы: Benedict Cumberbatch, Andrew Scott, Sherlock Holmes, James Moriarty

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

*фик с фб - mercy

И только ради прекрасной картинки Ну и в память

Прослушать или скачать Hurts Mercy бесплатно на Простоплеер

Название: Mercy (Милосердие)
Автор: Dianelle
Беты:  u.s.b.,  Antitheos,  Xenya-m
Иллюстрация:  RatBatBlue
Версия: сериал «Шерлок» (BBC)
Размер: макси, 16 570 слов
Пейринг/Персонажи: Себастьян Моран, Джим Мориарти, Мастер, Ирэн и др.
Категория: броманс (с элементами гета и слеша)
Жанр: ангст
Рейтинг: R
Задание: кроссовер с fandom Whoniverse 2013, fandom Black Books 2013
Краткое содержание: После смерти Мориарти Себастьян пытается забыть прошлое и начать новую жизнь. У него это даже получается, пока к нему не приходит странный гость в тёмном костюме и алом галстуке.
Примечание/Предупреждения: Black books представлен в альтернативном варианте.

Пролог

— Даже не сомневаюсь, что это место раньше было конюшней, — проговорил сквозь зубы Бернард и снова уткнулся в книгу. — Изолятор розовых пони.

— Вообще-то ирландский паб, — ответила ему Фрэн, разглядев затёртую вывеску в виде листа клевера.

— Не вижу разницы, — пробурчал он, не вытаскивая сигареты изо рта.

Они стояли возле одного из лондонских ресторанов и ждали, когда придут остальные гости. Невысокое убогое здание скоро должны были снести, чтобы на его месте построить современное кафе. Если, конечно, эту забегаловку не признают историческим памятником.

Совсем недавно прошёл дождь, который намочил волосы и одежду. Весна. Фрэн внимательно разглядывала входящих в поисках потенциального мужа среди зелёных и розовых боа, Бернард — виднеющиеся за поворотом стены невысокого белого здания.

— Бартс, — обронил он и захлопнул книгу. — Ты — как хочешь, а я внутрь. Холодно.

— Да уж, там есть чем согреться, — улыбнулась она. В этот день Бернард был мрачнее тучи, это её беспокоило.

В разгар вечера он потянул за рукав одного из гостей, который смутно напоминал ему кого-то до боли (невыносимо режущей и ревущей боли) знакомого:

— У тебя есть что-нибудь в аквариуме?

— А? У меня нет аквариума.

Блеск в глазах Бернарда тут же потух, и он отвёл взгляд от невысокого темноволосого собеседника. Точнее, смазал мужчину перед собой в общую глянцево-отталкивающую картину заполненного разношёрстной публикой ресторана, поскольку опьянел явно сильнее, чем рассчитывал. Никто не удивился — все знали Блэка. Никто не обратил внимания, кроме Фрэн. Ей тоже было не по себе в этот странный день. Она даже не обвиняла Бернарда за такое поведение.

Когда Мэнни сказал, что у него день, именно этот, конкретный, день — его рождения — Фрэн передёрнуло. То есть понятно, что жизнь идёт своим чередом, люди рождаются, живут-живут-живут, умирают, попутно отмечая самые глупые праздники, просто для того, чтобы потом швырнуть эти жалкие воспоминания смерти в лицо и затрястись в тщедушных рыданиях. Новый год, Пасха, День святого Валентина. Но совпадение дат заставило Фрэн зажать рот ладонью при виде потемневшего лица Бернарда.

Благо в помещении было и тускло, и шумно, и никто ничего не замечал. Впрочем, окажись здесь филиал завода люминесцентных ламп, Бернард мог бы свалиться на пол, между круглых столиков и металлических стульев. Как в старый футляр для роговых очков. Он бы лежал и разглядывал разноцветные бумажные фонарики, висящие под потолком и на бордовых бархатных гардинах. А девушки, в улыбке которых видны неразношенные туфли, перешагивали бы через него, сдувая подолами платьев пепел с его сигареты.

Но было иначе.

Непосредственно на полпути к полу раздался выстрел, от которого сердце сжалось до размера свинцовой пули. Мир замер, а потом рассыпался блестящими лентами.

— Хлопушки, — пожал плечами Бернард, глядя на напуганную Фрэн. — Скатерти выглядят так, будто ими промокнули кровавую лужу. Что мы вообще здесь делаем?

— Не преувеличивай, — Фрэн потянулась за стаканом воды, чтобы разбавить неприятное ощущение. — Перестань киснуть, у него праздник, — кивнула она в сторону взъерошенного Мэнни, всё ещё остервенело цепляющегося за гостей и своё детство. Они с Бернардом считали это следствием черепно-мозговой травмы, шрамы от которой тот скрывал длинными редкими волосами.

— Фрик, — фыркнул Бернард.

— Ну, хоть кто-то среди нас нормальный. Если бы Мэнни был таким же, как мы, и знал про… — от шёпота и воспоминаний пересохло в горле, и конец фразы пришлось запивать водой. — Когда я его вижу, мне становится спокойнее, будто ничего не было. И ты забудь.

— Ты знала, что они с Джимом одного возраста?

— Улыбнись.

Подбежавший Мэнни суетливо усадил Бернарда за стол, подальше от гостей. И тот действительно улыбнулся. Покрасневшим ушам, смешному колпаку и тени отчаяния в глазах. Наверное, это последний день рождения, который отмечает Мэнни. Наверное, через неделю он положит ему на стол заявление об увольнении и бросится с Тауэр-бридж. И больше они не увидятся никогда. Чёртова дата.

Бернард потянулся к бутылке вина. Вечеринка продолжалась.

— Многие думают, — начал Бернард, — что Джим был убийцей.

Запыхавшийся Мэнни, который только что приземлился напротив после очередного конкурса, недоумённо посмотрел ему в лицо. Тот улыбнулся мыслям, отразившимся на ноже, который держал в руке. Обыкновенный столовый нож, рядом с тарелкой, вот-вот должен утонуть в белоснежности салфеток. Бернард ласково согревал его, зажимая длинными пальцами, примеряя к линиям на ладони.

Он опустил веки, зацепившись ресницами за блик ножа. Пламя свечей выхватило предательские ямочки на щеках. Мэнни заметно насторожился, но промолчал. Бернард продолжил тише, будто рассказывая сказку-колыбельную ножу. Он вдруг стал говорить вкрадчиво, ласково, будто кому-то постороннему. Так, что у Мэнни по телу побежали мурашки — от шеи вниз, заставляя выгибаться в пояснице от смеси страха и интереса. Он даже засомневался — тот ли это Бернард, которого он знал.

— Джим считал, что трупы — это как реклама. Или как постельная сцена в тяжёлой психологической драме — людям это нравится, если, конечно, красиво сыграно, чисто, изящно, с искоркой, и так, как ни у кого, ни у кого никогда не было. Чтобы потом вырезать эту сцену и показывать на каждом углу, как будто весь фильм только об этом.

Мэнни был близок к панике.

— Трупы как вывеска: «Посмотрите, мы можем всё и даже больше», — Бернард облизнулся. — Джим был игрок.

Он повернул нож, и тот бликом рассёк собеседнику зрительное пространство. Это рефлекторно заставило дёрнуться. Бернард выдохнул смешок сквозь зубы.

— Игрок, плеймейкер. Ему нравилось расставлять силки, незаметные ловушки, верёвки, плести паутину и смотреть с детским любопытством, с закушенной до крови губой, как прозрачные нитки затягиваются на шее жертвы. Обман, шантаж, давление. Ему нравилось наблюдать, как люди запутываются в собственных ногах и бьются в собственное отражение. До смерти доходило редко. Джим был кем угодно, но не убийцей. Нет-нет-нет, это...

Бернард улыбнулся и поднял взгляд. Кажется, его глаза впитали всю сталь ножа. Мэнни не видел вокруг ничего: ни столовых приборов, ни столов, ни салфеток. Только блестящие зелёные глаза. Он не хотел спорить. Он был в замешательстве. Он почти решился выпрыгнуть в окно прямо сейчас.

— Это скучно, — закончил Блэк и налил вино в бокал. Он разглядывал напиток, принюхивался, солнечно улыбаясь, смотрел прямо в красное сердце фужера, и Мэнни списывал дрожь в руках на никотиновый голод. — За Джима! И пусть земля ему будет...

Мэнни поперхнулся и судорожно начал искать взглядом Фрэн. Гости укоризненно посмотрели в сторону Бернарда, но скоро уже забыли о нём, увлекшись очередной игрой. Фрэн стояла недалеко, под пушистой бумажной гусеницей, расползшейся по всему потолку, и грустно смотрела на друга. За весь вечер она не выпила ни капли спиртного.

Фрэн знала, как это: когда взгляд Бернарда останавливается на кромке бокала, стекленеет и становится пустым. Он ничего не слышит, не дышит, и в такие моменты его лучше не трогать. Тогда она просто садится рядом — «если что».

И теперь Фрэн опустилась возле Мэнни, подавив в себе желание обнять Бернарда, прижаться к спине, погладить вечно взъерошенные тёмные волосы и пообещать, что это «когда-нибудь пройдёт, правда?»

Но она… просто села рядом и ждала, когда он оживёт и отпустит в их адрес какое-нибудь едкое необидное замечание, сделает глоток вина и потащится домой. Прятаться в свою книжную конуру, вырытую из чужих историй. Чтобы не вспоминать, забить память придуманными впечатлениями.

Когда они впервые познакомились, Фрэн почувствовала, что в этом человеке сидит что-то страшное, но тщательно скрываемое. У неё и самой был такой секрет, который в её лучшие годы надёжно хранился под паролем в мобильном телефоне. Но потом случилось то, что изменило их жизни. Им всем показалось, что их вдруг вышвырнули на берег. Такой пустой-пустой. Таких пустых-пустых.

Это ощущение пропадало временами, вращаясь по кругу событиями, действиями, как стрелки часов, но потом... Вот. Жизнь застревала, словно утратив силу двигаться по заданному кругу, Бернард замолкал, и мир вокруг покрывался инеем.

«Когда-нибудь пройдёт, правда?» — часто повторяет про себя Фрэн. Они забыли прежние имена, прежние лица, прежние жизни, скрыли шрамы под шарфами и просторными рубашками, научились справляться с волнами воспоминаний.

— Самое тяжёлое, Фрэн, — как-то сказал Бернард, сидя в кресле и потирая переносицу пальцем, что означало крайнюю степень смиренного отчаяния (или отчаянного смирения), — это не его смерть фактическая, нет.

Фрэн тогда замерла над очередной страницей глянцевого журнала и взглянула на руки друга. «Самое тяжёлое, — подумала она, — когда он умирает день ото дня, день ото дня… когда смотришь на его вещи».

— Ты меня понимаешь?


Он заходит в комнату и чувствует пустоту. Пустота давит ему на плечи, забирается внутрь и разъедает всё на своём пути.

Она страшная, она серая, она тянет вниз.

Здесь пахнет Джимом. Едва уловимый непонятный запах чего-то родного.

Здесь эхом бродит его голос, белым шумом, сквозь пустоту.

На кровати лежит рубашка. Она тоже кажется штрихом очевидного.

Он садится рядом с ней и гладит манжету пальцем.


Стрелки на наручных часах судорожно дёрнулись, время опять потекло своим чередом.

— Виски! — выкрикнул Бернард. Вернулся. Кажется.

Фрэн вздохнула и покачала головой. Это можно назвать рецидивом, если не знать всю серьёзность заболевания. У Бернарда был хронический Джим в тяжёлой форме. Благо все признаки проходили на следующий день, покрываясь коростами будней, утопая в винных морях и затягиваясь сигаретным туманом.

— С днём рождения, — улыбнулся Бернард. Его глаза от бликов свечей и алкоголя казались сумасшедшими.

— Завтра не приду. Минералка в холодильнике, — кивнул Мэнни, поправил колпак и потянул отнекивающуюся Фрэн в запутанный клубок разноцветных гостей.

Бернард проводил их взглядом и хмыкнул своим мыслям. Ему действительно стоило забыть. Стереть из памяти, как пишут в книжках из раздела сентиментальной литературы. Или научной фантастики.

Он затянулся сигаретой и продолжил разглядывать толпу сквозь дым. Он уже не помнил, занимался ли когда-нибудь чем-то, кроме продажи книг. Сейчас у него было всё, что составляло основу среднестатистического счастья. Собственный магазин и доходы, которые позволяли послать куда подальше надоедливых покупателей; дом и друзья; бутылка вина и пачка сигарет. Остальное неважно, совсем неважно. Нужно жить сегодняшним днём! Это уже из брошюр с психологическими тренингами.

— Ваш виски, господин Моран, — пробормотал официант и скрылся в темноте зала.

Бернарду показалось, что его окунули в бочку с трупами. Даже по лацкану пиджака потекла склизкая струйка, оказавшаяся всего лишь ленточкой разодранной мишуры. Он оглянулся, поднялся из-за стола, едва не опрокинув бокалы. Янтарный глаз виски качнулся в стакане, лизнув стенки и расплывшись чернильной радужкой. Бернард поднял стакан, пробежал глазами надпись на салфетке и быстро вышел из ресторана.

«Лазарь, друг наш, уснул; но я иду разбудить его. М», — нырнуло в карман пиджака.


Глава М1

Это был старый заброшенный собор, бутылочно отражающий каждый звук от высоких массивных стен и сводчатых потолков. По запаху ладана и сырости, по обручу, невидимо сжавшему горло, Моран определил в нём логово католицизма. Вокруг, как он и предполагал, были сюжеты воскрешения Лазаря.

Разноцветные лучи солнечного заката, пробирающегося сюда сквозь вытянутые витражи, гладили покосившиеся скамейки и засохшие цветы. Статуя Христа со снесённой головой казалась убедительной как никогда.

Моран сделал пару шагов к алтарю, поёжившись от навалившихся воспоминаний и пытаясь сбросить их липкие тени с кончиков пальцев. «In nomine Patris...» Густой неоднородный гул свернулся у него в ушах, неприятно щекоча раковину и раздражая перепонки. «…et Filii…» Стоило закрыть глаза, и впереди обязательно поднимались призраки прошлого в длиннополых одеяниях, колючие строчки стихов на латыни, вбитые в мякоть потрёпанных страниц. У пресвитера блестели бесноватые глаза и благочестивая лысина. «…et Spiritus Sancti». Подло — здесь он не мог даже закурить.

Это было в прошлой жизни. Нет, тысячу жизней назад. Когда был дом в изумрудной стране и разбитые в кровь коленки, протяжное мычание коров заменяло трели будильника, и пиджак отца, пропахший сырой грязью, табаком и навозом, давал ощущение защищённости. «Amen».

Моран случайно задел библию, приютившуюся на краю скамьи. Книжка упала, и серая пыль взвилась перед ним, выплюнув сизого голубя. Тот сделал неровный круг и сел на сонную артерию Спасителя. Точнее, на то место, где ей полагалось быть. Птица, дёрнув маленькой головой, внимательно посмотрела круглыми глазами на Морана.

— Вовсе не думал, что ты придёшь, — произнесла она мягким мужским голосом. Своды по очереди стали баюкать реплику.

— Сам себя не узнаю, — устало проговорил Моран. — Что тебе нужно?

Голубь вспорхнул, поднимая новое облако пыли и гипса, вероятно, воображая себя Святым духом. Моран проследил взглядом за его полётом под самый потолок, а когда опустил глаза, увидел невысокого светловолосого человека в сером костюме и при алом галстуке. Морану захотелось зажмуриться от столь яркой верёвки.

— О, нет-нет-нет, — мужчина замотал головой из стороны в сторону. — Я здесь из-за тебя. Хочу помочь.

Моран ухмыльнулся:

— Из какой ты секты?

— Нет, ни с одной из ваших религий я не связан, — пожевав губу, ответил тот. — Слишком люблю физику.

— Ты оторвал меня от бутылки самого вкусного за последнюю неделю вина просто для того, чтобы прочитать лекцию во имя спасения души? — галстук по-прежнему отвратительно привлекал внимание. — Соседний паб битком набит страждущими. Ты волонтёр? Или… или доктор?

Незнакомец хмыкнул:

— Нет, вовсе я не доктор. Я лучше, Себастьян, — от звуков собственного имени, слетевших с чужих губ, Моран почувствовал предательские мурашки. Он так давно его не слышал, так давно на него не отзывался, что со стороны организма было изменой так реагировать. — Я — Мастер.

— Восточных единоборств?

— Человеческих душ. Ну, и не только человеческих.

— У меня нет души, я проиграл её в покер своему соседу.

— Джеймсу Мориарти? — спросил Мастер, складывая руки на груди и глядя исподлобья.

Моран осёкся.

— Мориарти мёртв, — ответил он. — Разрисовал собственными мозгами крышу лондонской больницы. Восхищённые ангелы просто не смогли пройти мимо.

Лицо Мастера расплылось в приторной улыбке:

— Ты можешь его вернуть.

Моран прикрыл глаза, окунаясь в разноцветное витражное оцепенение. «Разбудить».


Говорят, такое можно увидеть в калейдоскоп. Маленькая неказистая трубочка с чудом внутри, которую втридорога продаёт старый Генри на углу Школьной улицы. Говорят, нужно зажмурить один глаз и смотреть в щёлку. Джим так и сделал, когда одноклассники сбили его с велосипеда на этой самой улице.

Дзынь-дзынь. А потом шелест проезжающих мимо великов — трение мягких резиновых покрышек и скребущего гравия. Вжжжих… Дорога, дома по бокам, небо, удар. Он падает, неловко зацепившись штаниной за цепь. Рефлекторно пытается встать, но тут же валится на спину. Нужно зажмуриться и опустить голову на землю. Джим не любит пачкаться. Не успев привыкнуть к новому положению, он чувствует грубый удар в живот. В клубах дорожной пыли мелькают белые кроссовки, сливаясь с синими джинсами и его собственной кровью. Джиму кажется, что он глотает колёсные спицы, прокалывающие все внутренности насквозь. Он тщательно щурится, стараясь смотреть на зелёное облако только начавшей распускаться сирени над головами ублюдков. Главный из них, Карл Пауэрс, скалится так, что вот-вот должны потрескаться щёки. И Джим думает, что он, с таким вот кудрявым зелёным париком, маленькими глазками и карамельно-красным ртом, похож на клоуна. Джим смеётся, смех кроваво булькает в глотке и слюной тянется с разбитых губ на гравий.

— Отойдите все! — крик над их головами. Джим замирает и закрывает глаза — надо прислушаться. Главное, чтобы мир окончательно не уплыл, иначе он ничего не услышит.

— Посмотрите, кто к нам пришёл! — взвизгивает Пауэрс.

Джим узнаёт подошедшего по голосу — у него целая картотека, где на каждого жителя городка заведено отдельное досье с фотографиями и детальным описанием всех косточек гардеробных скелетов. Себастьян Моран, старше на три года, но учится в параллельном классе. Мать — Эллен Моран, провела всю юность в лагере хиппи, после замужества резко ударилась в католичество; отец — Ричард Огастес Моран, был активистом ИРА, ныне — самый заурядный букинист, содержит книжный магазин, доставшийся с женой в качестве приданого, вместе с её фамилией. Странное место. Себастьян проводит там чуть ли не сутки напролёт.

Воздух сотрясается от гогота, но удары прекратились. Джим даже засыпает прямо на дороге, прислушиваясь, как тело пульсирует и наливается кровью, словно яблоко соком.

— Какого хрена ты здесь делаешь? — выплёвывает Карл.

— Отойдите, отойдите от него, — Себастьян слегка заикается и повторяет слова, когда волнуется.

Компания зычно ржёт:

— Мы тебя не боимся, — они расходятся, чтобы снова ударить. Джим прислушивается к шороху камней под их кроссовками. Ему кажется, они шаркают по его оголённому мозгу.

— Правда? — снова Себастьян. В голосе пряные нотки безумия.

— У него пистолет! — приглушённо выдаёт Энди, остановив ногу на полпути к голове Джима. — Моран, какого…

Стреляет с обеих рук. Даже не целясь, попадает «в яблочко» — отец учил, «на всякий случай». У Джима есть практически все доказательства того, что Мораны скоро примутся за старое. Потому что в подвале книжного магазина, прямо под Хемингуэем и Верном, припрятаны ливийские винтовки и самодельные бутылки с зажигательной смесью.

— Псих, — выкрикивают кроссовки Пауэрса, прыгая белыми крысами сквозь кровавую пелену. Даже в таком состоянии Джим видит, что пистолет игрушечный. И улыбается разбитыми губами.

— Эй, — Себастьян загораживает ему обзор. — Ты живой?


— Он мёртв, — повторил Моран.

Мастер рассмеялся и сунул руку в карман. Смех забрался Морану под пиджак и сцепил челюсти на затылке. Не то чтобы это был страх или другое подобное чувство, оправдывающее желание убежать и приблизиться одновременно. Цветной луч заката заглянул Мастеру в рот, и тот тут же проглотил кровавого солнечного зайчика.

— Разбудить, — проговорил Мастер одними губами и кинул ключ. — Нет ничего невозможного на пути человеческого желания.

Моран ощутил в руке едва тёплый металл, только что согретый пальцами Мастера. Обыкновенный ничем непримечательный ключ. Потеряйся он на улице — никто бы не обратил внимания.

Мастер наблюдал за этим со странной гримасой на лице. Джим умел так смотреть на заказчиков, а те мысленно хватали со стола канцелярский нож и перерезали себе глотку. Моран ухмыльнулся, поглаживая зубцы.

— Ключ от ТАРДИС, — сообщил Мастер.

Моран посмотрел на него с тем выражением, с которым ласковые врачи наблюдают первые признаки шизофрении.

— Сказочной синей будки, путешествующей во времени и пространстве. Ты издеваешься?

Мастер наклонил голову к плечу, улыбнулся и медленно кивнул в сторону выхода.

Они вышли из церкви в прохладу начинающихся сумерек и направились по узкой дорожке вниз, где должна была находиться часовенка. Шли друг за другом, аккуратно, по каменистой тропе. Пробивающиеся сквозь засохшую прошлогоднюю траву ростки резали глаз нарочитой зеленью. Мастер оказался ниже Морана. От его затылка терпко пахло мятными конфетами. Моран отвернулся.

— Она запрограммирована отвезти тебя туда и через пятнадцать минут вернуть обратно. Начало и конец алгоритма — с поворота ключа. Ничего не трогай, не хочу потерять такую ценную вещь, — говорил между тем Мастер дёргающимся от шагов по выщербленным ступеням голосом. — Бойся теней, даже собственной. Заденут — не выберешься.

По периметру внутреннего дворика росли фруктовые деревья. Тяжёлые, мокрые после вчерашнего дождя ветки начали выпускать белые венчики цветов, и в воздухе ощущался терпкий запах лопающихся почек, стыдливо прикрывающий смрад из склепа. Между могильных плит вместо часовни стояла лазоревого цвета полицейская телефонная будка. Краска кое-где потёрлась, хлипкие дверцы, казалось, вот-вот расколются на щепки. Моран выдавил смешок:

— Издеваешься. А где же Доктор?

Мастер не ответил, только внимательно посмотрел на замочную скважину, потом на Морана, потом снова на замок. И в этом взгляде было едва уловимое, тонкое, как первый весенний ветер, чувство… невыразимой тоски.

— Наслаждайся, — оскалился он и пошёл обратно.

Почти стемнело. Моран вложил ключ в отверстие, тот мягко вошёл до основания и тихо щёлкнул. От будки пахло металлом и дождём. Над головой перешёптывались лепестки. Из-за всего этого жутко кружилась голова, и Моран стоял только потому, что держался за торчащий из ТАРДИС ключ. Ему вдруг показалось, что если он отпустит, то тут же упадёт в бездонную пропасть.


Джим сидит на капоте машины и курит. Только для того чтобы чем-то занять руки и рот. У него нет зависимости, он может бросить в любой момент. Моран уверен, что организм Джима вырабатывает свои собственные наркотики. Этакий мориартий. Особый сорт, вечно под кайфом.

Себу нельзя курить. Когда он родился, врачи обнаружили у него опухоль правого лёгкого и посоветовали родителям знакомого гробовщика. Впоследствии в маленьком гробу подросший Себастьян прятал от матери сигареты.

Себ курит, чтобы успокоиться. Он пытается оценить, сколько будет стоить новая фара. А ещё размер штрафа за превышение скорости. За прошедшую неделю трижды обстреляли Хитроу. В следующие двадцать лет денег будет не у кого просить.

— Я больше не пущу тебя за руль, — бурчит он себе под нос и наблюдает, как рассеивается смог, поднимаясь в черничную ночь.

Джим сидит сгорбившись и согнув ногу в колене. Неподвижный затылок. Отсюда, с водительского сиденья, можно подумать, что у Джима нет головы. Это, по сути, правда. Прямо перед ним простирается небольшой скучный городок. Кто-то из них здесь родился.

— Ему не хватило сил, — смешивает с воздухом Джим, разглядывая небо. На набережных оно совершенно не похоже на то, которое вы видите у себя над головой в городах. Оно выпуклое, будто вот-вот прогнётся, треснет, и звёзды посыплются на голову.

Моран отряхивает штанину от упавшего пепла. На парковке никого нет кроме них двоих.

— Он не смог вовремя остановиться, — заметил Моран. — Ты же знаешь, у наркоманов один конец.

— Он был слишком, — говорит Джим, сглатывая терпкую горечь, — один.

— Боишься? — хмыкает Моран.

Джим медленно откидывается назад, и лопатки сквозь тонкую футболку прижимаются к лобовому стеклу. Они приехали сюда ночью только потому, что Джим посмотрел какой-то фильм, который до сих пор стоит у него перед глазами.

— У тебя есть я, — иронично говорит Моран, облокачиваясь на крышу машины.

За его плечами колышется, словно в чаше, огромное тёмное море. Холодное, потрясающее, качающее ртутные звёзды. «Ирландское море», — пишут в учебниках. «Мёртвый суп», — по выражению Джима.


Моран выдохнул оцепенение и прижался лбом к дверце. Внутри будки что-то тихонько шумело, будто работало механическое сердце, клапаны которого сделаны из металла, чтобы перекачивать тяжёлую кровь. Ему показалось, что кто-то рядом замер в ожидании действий и тоже слушает биение его сердца. У Морана озябли руки и мысли. Он медленно выдохнул, резко вытащил ключ, сунул в карман и зашагал в сторону собора. Нужно было подумать.

Возвращался домой уже затемно, обойдя несколько раз замёрзший квартал. Потом долго стоял на улице, курил, как будто не решаясь зайти: его дом… это место казалось новым, незнакомым, как будто в его отсутствие здания с вывесками, цветами в кашпо и лающей таксой из соседнего дома заменили на чужие ненастоящие декорации. Его книжная лавка, где на втором этаже размещались три маленькие комнаты, удивляла больше остальных.

Продрогнув, он всё же вошёл в магазин и с порога двинулся в свою спальню. Тишина, которой он не слышал из-за жужжащего роя мыслей в голове, расплывалась по городу.


Весенняя ночь включалась и выключалась по щелчку настольной лампы. Моран так и не смог уснуть. Слишком много событий, слишком мало времени. Полежав на кровати, он спустился вниз, в магазин, включил свет и взял первую попавшуюся книгу. Лучше любого успокоительного.

Он положил ключик на стол, в жёлтый круг света, и начал читать. Постепенно чёрно-белые строчки поднялись со страниц, завертелись вокруг, сменились слайдами, а затем полностью заслонили от внешнего мира. Даже заставили забыть настоящее имя, ласково вернув в иллюзорную безмятежную реальность. Никаких соборов, никаких теней в красных галстуках, ничего…

Он — Бернард Блэк. Ему сорок лет. Он — владелец книжной лавки в центре Лондона. Его жизнь — сплошная рутина.


Сомнение — это такой особый вид червей. Достаточно одной крошечной личинки, случайно или намеренно попавшей в голову, чтобы через некоторое время прожорливая колония инфицировала весь мозг жертвы и заставила играть по своим правилам.

* * *

Дверь в магазинчик открылась с пинка, даже колокольчик испугался.

Бернард не отрывается от зажелтевшей тысячу лет назад книги, в переплёте которой — крошки пепла.

Рождественская история Диккенса, даже его и без того взъерошенные волосы встают дыбом.

— Отдел с детективами по правому борту. Берите и убирайтесь обратно в свой маленький скучный ад! — вещает Бернард, провожая привидение в следующий абзац.

Посетитель таинственно молчит и не шевелится — это слышно даже сквозь шорох страниц и собственное дыхание.

Бернард поднимает глаза, чтобы лично высказать нарушителю спокойствия всё, что он думает о социальной ситуации в этой стране, когда упирается в чёрную дыру. Он встаёт резко, кровавой лужей опрокидывая бокал с вином на налоговые счета, но наваждение не пропадает.

Нос к носу со своим прошлым. Ухмыляющимся. Пустым.

Воспоминания нахлынули, и теперь эта волна холодком лижет спину.

— Могу я вам помочь? — спрашивает Мэнни, к концу предложения теряя дружелюбие. Особенно при взгляде на помрачневшего работодателя, который выше вошедшего на полголовы, но всё равно кажется меньше.

— Уйди, — приказывает Бернард непонятно кому из двоих, продолжая вглядываться в черноту. Помощник пятится задом в свою комнату.

Тишина. Краем глаза можно отметить растрёпанные волосы, запачканное тёмным пальто, посеревший от пыли костюм.

— Ты ведь умер, — говорит Бернард.

— Здравствуй, Себастьян, — улыбается Мориарти, поднимая бокал и наливая себе вина. Он делает глоток, присматриваясь, анализируя. Три года, а взгляд всё тот же.

Моран вскидывает руку с пистолетом, сжимая уже согретую рукоять и нежно поглаживая курок. Джим смотрит на него в упор, и в его взгляде на секунду появляется интерес. Себ по-прежнему носит часы на правой руке, чтобы сбить с толку обывателей. Манжеты рубашки закрывают первые цифры под бликующим стеклом, поэтому совершенно неясно, который сейчас час.

У Морана немеют плечи. Джим медленно переводит взгляд на дуло, заглядывает внутрь, отчего глаза комично съезжаются.

— Зачем ты пришёл? — шипит Моран.

Три года, три чёртовых года он вылизывал своё самообладание, разодранными жилами перевязывал душу, пил и курил, курил и пил, чтобы Он вдруг воскрес и — вернул всё как было!

Академическое хладнокровие киллера отказало ему настолько внезапно, что руки холодеют при воспоминании. Но он собрался, он забыл.

И в тот самый момент, когда жизнь устаканилась:

— Я знаю, что Шерлок жив, — одними губами произносит Мориарти, и теперь Себ целится в него из его же пистолета.

— Нет, Джим, — мотает головой Моран. На лице — ни одного намёка на... на что?

— Я знаю, он... — окуная слова в пространство, говорит Джим, и за это получает толчок холодным стволом между глаз. Он опускает веки, сглатывает и подаётся вперёд — упирается, чтобы почувствовать стальной холод, чтобы впитать его, чтобы принять его, если вдруг у Морана дрогнет рука. Джим готов поклясться, что слышит стук сердца через вот такой проводник. Сердце-сталь-сердце. Нежное-твёрдое-нежное. Джим открывает глаза, смотрит прямо в лицо и улыбается. Моран медленно проводит дулом по его левой брови и опускает пистолет.

— Чего ты хочешь от меня? — устало спрашивает он.

— Просто поговорить, — шепчет тот.


Моран проснулся так, будто выбрался из свежей могилы. Он отложил книгу, схватил со стола ключ и кинулся на улицу. Светало. Засыпающие фонари гасли под ласковыми пальцами первых лучей рассвета. Молодой весенний холод игриво принимал в свои объятия. Моран совсем забыл про пальто. Чей-то чужой пристальный взгляд, однако, отяжелял ему плечи.

Уже добравшись до собора, Себ резко обернулся, чтобы посмотреть преследовавшему в лицо. Он вдохнул утренней тишины и свежести, отчего сжало виски тянущей головной болью. Но преследователь скрылся в переулке, мазнув по тусклому утру алым галстуком.

— Зачем тебе это? — прошептал Моран и направился внутрь церковного дворика.

Утро оросило деревья, в воздухе чувствовалось странное любопытство, будто все ещё спящие бутоны обратили внимание на вошедшего мужчину. Он окинул взглядом синюю будку — казалось, ТАРДИС ждала его. Он вставил ключ в замочную скважину и открыл дверь.

— Вот чёрт! — тихо воскликнул он, оглядывая пространство. Но прежде чем ему удалось рассмотреть каждую деталь, ТАРДИС тряхнуло и понесло по пространственно-временному континууму.

* * *

Моран стоял в центре какой-то тихой комнаты, закрыв глаза и запрокинув голову. Он спрятал руки в карманы брюк и сжимал маленький ключик в левой руке. Здесь тоже пахло весной: сырой, переплетённый цветочным ароматом воздух, практически зримо сине-зелёный и золотой. Моран открыл глаза и осмотрелся — нет, ничего цветного. Стены белого мрамора с проступающими серыми венами уходили так высоко, что потолок терялся в тени. Свет, мягко-сумрачный, приходил сюда через огромные арочные окна, вырубленные в стене от самого пола и неостеклённые за ненадобностью. Парадные двери оказались распахнуты, и было видно, как внизу, вверху и рядом медленно плывут облака, присыпанные лепестками распускающихся цветов с деревьев. Всё вокруг не напоминало чистилище или что-то подобное.

Это — парящий замок, место, в которое его привезла ТАРДИС; место, куда попадают за, как выразился Мастер, интересную жизнь. Моран потёр пальцем зазубрины ключа и двинулся вперёд.

По пути попадались странные люди. Например, перед огромным зеркалом стояла истерически смеющаяся девушка, одна половина лица которой была чудовищно изуродована. Она, раскрыв рот так, что кровь собралась в уголках губ, внимательно разглядывала своё отражение, каждую рану, ожог и морщинку, расцарапывая сломанными ногтями здоровую кожу. Или более нелепая картина — рыжий вытертый диван, на котором расслабленно сидела женщина. Точнее, нижняя её часть. Отрубленная голова лежала рядом и смотрела яркие фильмы про танцовщиц, акробатов и всех, кто так умело управляет своим телом. В следующем зале одинокий мужчина замер на ступеньках винтовой лестницы, привязанный короткой верёвкой к перилам. В уши, как подумалось Морану, ему залили монтажную пену, чудовищно разбухшую кривым облачком, отчего тот абсолютно не мог слышать. Незнакомец, не шевелясь, пучил огромные голубые глаза, и казалось, что вот-вот по глазному яблоку пойдёт трещина.

Яблоко. Моран вспомнил, зачем он здесь, и двинулся дальше.

Это была самая дальняя стена замка. В пяти шагах от края окна стоял тот, кого Моран давно потерял, босиком на разбитом стекле, в мягкой светлой футболке и брюках. Кто-то из заботливых тюремщиков, надевая оковы на лодыжки, подоткнул ткань под массивное кольцо. Чего нельзя было сделать с руками — металл впивался в запястья, растирая кожу в кровь до кости. Должно быть, кисти онемели от таких ран. Тяжёлые цепи тянули в разные стороны от нарисованного за спиной круга.

Услышав шаги, заключённый поднял голову и ухмыльнулся.

— Какие люди, и без охраны! — хрипло произнёс он. Моран привалился спиной к противоположной стене и нашарил в кармане сигареты.

— Привет, Джим. Как ты узнал меня?

В ответ звенья цепи грубо звякнули. Очевидный вопрос. На глазах у Джима была тёмная шёлковая повязка, на щеках — чёрные подтёки.

— Ты снова начал курить, — констатировал Джим. Судя по всему, он услышал щелчок зажигалки и почувствовал запах. — Что это? Слабость? Трусость?

— Сразу после твоей смерти, — сообщил Моран, рассматривая Джима сквозь сизое облако. — Ушёл с основной работы.

— Своё прошлое всё равно не выкуришь. Это животное внутри тебя…

— Оно спит и не трогает. Слишком много вина и вины.

— Тогда почему ты здесь?

— Может, я соскучился.

Джим на секунду задумался, наклонив голову.

— О, я боялся поверить сразу — ты живой! Как ты сюда попал?

— Я много читаю, забыл? Особенно после того как ты навестил меня этой ночью.

— М-м-м, чернокнижник, — кивнул Джим. — Мои законные сорок дней путешествий. Твоя незаконная книжная лавочка. Дрожащий пистолет… Из меня вышел бы неплохой Морфей, правда? Ты искал способ меня спасти? Как это мило, Моран.

Тот промолчал, подходя к краю окна. Облака плыли по-прежнему медленно, отсюда не было видно земли, всё-всё, что дало бы понять, где они, скрылось за шалью сероватого тумана.

— Я не знаю, сколько я здесь, — вдруг проговорил Джим. — Эти наивные существа транслируют мне мою жизнь прямо в мозг, не как той дуре с телевизором. День, месяц, год. Или, может, час. Неужели они правда надеются, что хотя бы одна минута была лишней? Как ты думаешь?

Моран автоматически посмотрел на часы. Секундная стрелка нервно дёргалась, не решаясь идти в какую-то сторону, словно пугаясь двух чёрных когтистых цифр.

— Они говорят, — продолжил Джим, — должна дойти очередь. Представляешь? Они не справляются с потоком самоубийц, каждого нужно выслушать — это обязательный обряд, поэтому они не успевают быстро обслужить меня и отослать в преисподнюю. Этот дворец — перевалочный пункт, никаких различий между мной и этими ублюдками. Демократия и равенство в действии.

Джим оскалился. Моран вдруг понял: единственное, что не даёт Джиму окончательно сойти с ума или, как вариант, стать адекватнее, это болезненное невнимание. Самое тяжёлое наказание, которому могли его подвергнуть.

— Какой чёрт тебя сюда принёс? — спросил Джим серьёзным тоном.

Моран задумчиво облизнулся, разглядывая тлеющий оранжевым кончик сигареты.

— Невысокий блондин, симпатичный и сумасшедший. Он называет себя Мастером. Думаю, хочет твоего освобождения.

— И ты, я уверен, даже денег не просил. О, Моран…

Джим рассмеялся — смех около минуты булькал у него в горле, то прорезая пространство сиплыми нотами, то падая на пол раскатистым хохотом. Когда он, наконец, захлебнулся, Моран продолжил, не меняя интонации и пристально наблюдая за изменением выражения лица заключённого.

— Шерлок действительно жив. Его видели на улицах в Лондоне наши… наши бывшие коллеги.

Белый как простыня Джим стал ещё бледнее. Моран подошёл ближе, так, что видел обветренные губы Джима, каждую трещинку на нежной коже. Видел, как дрожит ткань футболки в том месте, где должно биться сердце. Джим дёрнул головой, и Моран наклонился. Он только теперь заметил, что цепь овита ветками цветущих абрикосов.

— Ты должен убить его, — прошипел Джим.

Из-под повязки потекли густые чёрные ручейки, обрисовывая подбородок и капая на пол. Моран сжал ключик так, что тот впился ему в руку. Джим говорил с каким-то особенным чувством, будто получая от собственного голоса наслаждение.

— О, Моран, ты должен начинить его мозги пулями, как телятину чесноком. Я хочу, чтобы это был пистолет, чтобы ты держал его на прицеле так долго, насколько хватит терпения и кулаков полиции. Чтобы рукоять согрелась от твоей кожи, слилась с тобой в единый совершенный организм. О, поставь его на колени и засунь свой ствол ему в рот по самую глотку. Чтобы он почувствовал металлический вкус ещё до того, как кровь зальётся в желудок, чтобы сталь раскалилась от тёплого языка…

Шершавые губы и ледяное дыхание царапали ухо. Ключ почти вошёл в ладонь, расширившиеся зрачки мягко подсвечивали ресницы. Джим купал его в своём голосе, как и всегда, когда Морану становилось сложно понимать суть разговора.

— Что это? — спросил он, глядя вниз на израненные стеклом босые ступни, едва удерживаясь от того, чтобы не впечататься лбом в плечо Джима. Он скучал, он действительно скучал.

— Осколки человеческих жизней, — выдохнул Джим и хрипло протянул: — Беги.

И Моран побежал, потому что окна с грохотом закрывались тяжёлыми плитами, замок нервно дрожал и покрывался чёрными тенями, словно копотью. Моран побежал, потому что в этот момент он бы не почувствовал и сотню километров. Он разжал ладонь и в один миг снова оказался в своей комнате, на втором этаже книжного магазинчика. Окна пришлось распахивать с силой и грохотом. Дышать — глубоко и с закрытыми глазами. В комнату тяжело ввалился запах распустившихся цветов.

Моран буквально упал на кровать, всё ещё неспособный отдышаться. Ключ лежал у него в руке, повторяя собственный отпечаток. Скоро Мастер придёт за ним и спросит, как всё прошло. Моран собирал слова в длинные фразы. Он вдруг понял, что действительно хочет что-то вернуть.

Он ясно осознал это, когда заметил на ботинках чёрные капли.

* * *

Солнце садится за изумрудный горизонт, облизывая золотым языком чудо человеческой мысли — покосившиеся многоэтажки с окнами-дырами. Они уже не стыдятся собственной черноты, совсем как люди. Они привыкли к своей убогости раньше, чем научились жить.

Джим ходит по парапету, размахивая бутылкой и стараясь попасть в линию. У Джима сегодня выпускной, на нём костюм на два размера больше, поэтому в выпущенной рубашке и развязанном галстуке он выглядит потрёпанным воробьём. Попасть в линию. А через полчаса должна взорваться его школа.

Джим — тот, кого называют вундеркиндом, поэтому он окончил школу раньше, чем его сверстники. Поэтому он устраивает взрыв. В качестве подарка. Самолично завязывал ленточки на коробках с шампанским.

Себ сидит на одном из пустых ящиков, оставшихся от «подарка» и случайно попавшем на крышу. Он звонит знакомым — предупредить о бомбе. Он стал заботливее относиться к людям, когда Джим отравил его подружку (ему жутко не нравились её белые кроссовки; Джим ненавидит белые кроссовки). Строго по списку; родителям следовало внимательнее выбирать имена своим детям.

— Привет... в здании заложена... как хочешь.

И так по очереди. Краем глаза он следит за Джимом. Или за своим костюмом, который тот позаимствовал. Или за бутылкой — чёлка отросла, не видно.

Джим поворачивается у края и спрыгивает на крышу. Отбирает сигарету у Морана, садится на парапет и сильно затягивается. Дым врывается в его лёгкие, щекочет и разъедает нежное так, что сосуды немеют от яда. Джим сидит, закатив глаза и медленно отклоняясь назад. Сизое облако лижет ему губы и уплывает вверх, будто душа из умирающего тела.

Себ роняет телефон на бетон, так и не закончив разговор с очередной пьяной девицей. Он хватает Джима за грудки, сжимая в кулаках и без того мятую рубашку. Тот висит, как тряпичная кукла.

В глазах у Джима закатное солнце. В глазах у Джима расплывается реальность и утекает за уши.

— Придурок, — выплёвывает Моран. Джим часто моргает и заходится не то кашлем, не то смехом.

Себ смотрит на разбитый телефон. Себ верит в судьбу. Он садится на парапет рядом с Джимом и снова закуривает. Тот всё ещё не может говорить, только откашливается, вытирая рукавом выступившие слёзы, делает солидный глоток из бутылки и подаёт Себу свой телефон.

Себ берёт в руки маленький аппарат, хотя знает, что там нет ни одного контакта — все номера Джим запоминает наизусть. Себ тихо тащится от этой его способности, но никому, особенно самому Джиму, не говорит об этом.

Себ просто вертит никчёмный мобильник в руке, прислушиваясь, как плещется жидкость в бутылке, как двигается кадык, по которому прозрачной змейкой течёт капля, а за их спинами в сгустившихся сумерках каскадным фейерверком взрывается старая школа.



Глава М2

Морану казалось, что в его голове гораздо больше крови, чем во всём теле. Загустевшей, вязкой, почти чёрной. Голова напоминала ему огромный свинцовый шар, блестящий болью и тянущий вниз. Сердце в онемевшей груди гулко ухнуло, выводя из сонного оцепенения. Он был внутри серой сферы, совершенно не понимающий, как отсюда сбежать. Боль заставляла жмуриться.

Тук… Тук-тук.

Он открыл глаза и увидел, что рядом появился Джим. С завязанными глазами тот напоминал Фемиду, концы повязки исчезали где-то в темноте и не давали идти вперёд. Он протягивал руку, в которой лежала обессилившая мышца, похожая на... Тук — встрепенулась она, разбрызгивая кровь. Клапаны выплюнули сгустки, и сердце (это, должно быть, сердце) будто сдулось. Тук-тук — помог ему Джим, дважды ритмично сдавив комок в кулаке.

Сфера вокруг них сжималась, лицо Джима плыло и кривилось. Тук-тук — продолжало сердце на его ладони, растекаясь по серому пространству красным. Тук-тук — и вот уже вместо Джима стоял Мастер. Светлые короткие волосы, маленькие глаза. Можно было принять его за ангела, если бы не хищный оскал. Моран рванулся, но тот уже принялся яростно мять сердце. Тук-тук-тук-тук. Мастер смотрел в упор, глотая свистящий смех. Моран дёрнулся ещё раз, чувствуя парализующую игольчатую боль в груди, и тут же услышал громкий, непрерывно жужжащий звук, накатывающий волнами, раскалывающий сферу на отдельные скорлупки. Тук-тук-тук-тук — пробивалось сквозь треск и скрежет.

Пробуждение было похоже на всплытие. Моран судорожно хватал ртом воздух, упираясь локтем в чью-то спину. Вяло он догадывался о том, кто же сидел на его кровати, прямо в изголовье, но думать было так же тяжело, как вытаскивать травинку из-под груды камней. Лёгкие горели от одуряющего аромата распустившейся яблони, голые ступни замёрзли от сквозняка.

— Доброе утро, — весело протянул сидящий, выворачивая шею.

Моран откинулся на подушку и прислушался к холодному тембру, щурясь от света, который обволакивал силуэт незнакомца. Какой же яркий свет. Боль по-прежнему пульсировала в висках со странной частотой.

— Ты теперь тоже слышишь? — спросила обтянутая пиджаком спина голосом Мастера, улыбаясь неуклюжей складкой. — Барабаны?

— Что? — прохрипел Моран, с трудом поднимаясь с кровати. — Что?

Мастер очень ему мешал, поэтому пришлось уцепиться за его плечи, вызвав недовольный возглас. Надо в душ. В ледяной. В замороженный, чтобы вода заключила в колбу. Можно даже в костюме, потому что со вчерашней ночи он так и не переоделся. Можно даже босиком.

Пошатываясь, Моран отправился в ванную, краем глаза отметив, что гость катает ногой по полу одну из пустых бутылок. Ещё три на столе зелёными каплями завершали общий беспорядок.

Бросив в лицо пригоршню воды, он наконец посмотрел в зеркало. Волосы всклокочены, на щеке полосы от подушки, между век кровавое пюре из глазных яблок. Через плечо на него смотрел всё тот же Мастер, задрав подбородок и заложив руки за спину. Синдром невысокого роста. На нём пиджак на два-три размера больше. Моран смутно узнавал в этом костюме свой.

— Я слышу их каждое утро последние три года, — наконец ответил он, засовывая в рот зубную щётку. — Это называется похмелье.

Собеседник хмыкнул и стал покусывать губы. Моран закрыл глаза: шаги Мастера по кафельному полу, шелест утекающей в раковину воды, шорох щётки, грозящей вышаркать зубы до дёсен, — всё накрывало волнами монотонной барабанной дроби на четыре счёта. Моран был уверен — не обрати Мастер его внимание, он мог бы спокойно прожить с ней десяток лет, даже не догадываясь.

— Ты нашёл его? — нетерпеливо спросил Мастер, сложив руки на груди, когда Моран закончил умываться. Тот кивнул. — Ты хочешь, чтобы его отпустили?

Моран внимательно посмотрел на отражение Мастера в зеркале сквозь мокрую чёлку, молча взял протянутое полотенце и спрятался в него от высверливающего мозг взгляда.

— Пятно на твоём ботинке, — начал гость, когда они вернулись обратно в комнату. Действительно, был и ботинок, и небольшая клякса на нём. — Смесь желчи, крови и какой-то солёной жидкости. В общем, органического, я бы даже сказал, человеческого происхождения.

Они сели на кровать бедро к бедру. На столе рядом с недопитой бутылкой стоял стакан газированной воды. Пузырьки прилипли к стенкам, некоторые бодро поднимались к поверхности. Завораживающее зрелище, на которое можно долго-долго смотреть, пока весь газ не вырвется на псевдосвободу. Мини-катастрофа. Моран нехотя отвлёкся от созерцания минералки и взглянул на свои руки. Пальцы мелко дрожали — смертельно для снайпера. Слишком резко его прошлая жизнь вклинивалась под слой настоящей, аккуратно написанной и тысячу раз политой виски. Он смирился, он изменился, он даже забыл, что жил ещё до открытия собственного книжного магазина.

Когда три года назад он нашёл Мориарти мёртвым на крыше больницы, ему показалось, что это его мозги размазаны по бетону. Сознание вернулось месяца через два вместе со случайно найденным в бардачке брелоком Джима. Моран грел в пальцах металлический лист клевера и не мог сдвинуться с места. Туман рассеивался с быстротой падающего неба и сигналящих автомобилей. В тот день он едва сам не потянулся к пистолету. И тогда он нашёл книгу, которую не дочитал Джим. Без обложки и с половиной выдранных страниц.

Для того чтобы отыскать эту повесть, Моран даже открыл книжную лавку в Лондоне, сменил имя и род деятельности. Отрастил волосы, начал курить. Вино придавало реальности ту самую туманность, из которой он боялся вынырнуть.

Мысли затопило приятным шипением — Моран под пристальным взглядом выпил стакан воды, который тут же разодрал ему глотку пузырьками. Даже зажмурился и, прикуривая, произнёс:

— Он хочет, чтобы я снова начал убивать, — сизый дым скользнул с губ и растворился в весеннем благоухании. — Он никогда не спрашивает, чего хочу я.

— Но ты всегда исполняешь любое его желание. Он страдает, Моран, — сказал Мастер, и тот дёрнулся от скользнувшего в голосе присвоения. — Ты даже не представляешь, какие извращённые фантазии у Особо Приближённых.

Он замолчал, опустив веки и вытянув шею. Моран прикинул, каким пыткам подвергали его, сумасшедшего повелителя времени, в перевалочном пункте интересных душ.

— Четыре цепи, — сфокусировавшись на сонной артерии, сказал Моран. — Четыре кольца. Он там три года, поэтому, вероятно, не сможет бежать сам.

— Время течёт нелинейно, — покачивая головой, заметил Мастер. Его красный галстук упёрся концом в пол, лизнув пространство. — Оно похоже на слоёный торт или лазанью, которая, попадая в человеческий мозг, превращается в кашу.

— Да, он говорил, что не знает, сколько времени.

Мастер дёрнул уголком губ, достал из кармана звуковую отвёртку и передал её Морану. Странное устройство с золотистым корпусом заморгало зелёным огоньком. Как это по-ирландски.

— Зачем он тебе? — спросил Моран в спину уходящему. — Ты же не думаешь, что я поверил в бескорыстные намерения.

Длинная вещица, запрограммированная открывать любые замки во Вселенной, обнадёживающе лежала в ладони. Но было страшно впустить в себя даже на секунду мысль, что всё это — не продолжение сна о свинцовой сфере.

— Тебе никогда не хотелось захватить мир? — обернувшись, проговорил Мастер. В глазах у него сверкнули молнии.

— Нет, — ответил он.

Мастер сунул руки в карманы брюк, подошёл и низко наклонился, почти столкнувшись лбом с Мораном. При желании можно было выдавить эти маленькие глаза прямо сейчас.

— Вот поэтому, — прошептал Мастер,— мне нужен Мориарти.

— А шум, — так же тихо спросил Моран, поцарапав шипящими губы Мастера.

— Это для того, чтобы ты не потерялся в поисках, — улыбнулся тот и быстро вышел из комнаты.

* * *

Резкие крики, как сушёные горошины, отскакивают от кафельных стен и попадают Себу прямо в мозг. Он чувствует каждую, поэтому часто морщится и ерошит волосы. Он едва справляется с тем, чтобы не зажать уши ладонями. Чего нельзя сказать о Джиме, взгляд которого параноидально впился в одну точку. Вернее, в одну надпись. Он сегодня вообще ничего не слышит.

— Глубокий конец, — тянет он что-то странное, впечатывая последнюю букву в верхние зубы.

Люди ревут громче сигнальных свистков. Отсюда бассейн кажется аквариумом с мелкой рыбёшкой, дёргающейся от импульсов переменного тока. Он же, липкий ток, — в напряжении воздуха, его не может усмирить даже учительница, ответственная за их приезд сюда. Полноватая мисс Грант, рыжеволосая, коротко стриженная и похожая на курицу. Моран любит её — она разрешает ему читать на уроках.

Себ смотрит на воду. Все следят за молодыми спортсменами, а когда кто-то выигрывает — доплывает до бортика и, некрасиво исказив рот, радуется победе — встают с узких неудобных лавочек, наваливаясь на Морана, который тут же неловко ложится на каменно спокойного Джима.

— Главное — сделать всё вовремя, — шепчет тот, когда Себ утыкается носом ему в воротник.

Моран не любит спортивные игры. Себ уверяет себя, что он здесь только потому, что рядом кучка англичан, которыми после соревнований вместе с друзьями можно будет украсить серые лондонские улицы. Не зря же они ехали сюда из Сассекса.

— Эй, Райли, ты что, уснул? — окликает Джима Карл Пауэрс. Он участвует в следующем заплыве. Себа перекашивает от противного голоса, а Джим едва дёргает губой. — Забыл, кого бояться? Или ты сомневаешься, что я доплыву первым?

Джим наклоняет голову. Его взгляд ощупывает Карла с головы до ног, опускается куда-то вниз и рассеивается.

— Я уверен, — говорит он и улыбается, — что всё получится.

У него в глазах свой бассейн. Карл чешет руку и недоумённо смотрит на Джима. С таким же выражением лица его, уже мёртвого, в этой нелепой жёлтой шапочке, достают из воды спустя десять минут. Всё действительно получилось, даже не верится.

Джим часто-часто моргает, когда сумка Себа тяжелеет от второй пары кроссовок. Он всего лишь подросток, а уже такой счастливый. Даже куртку не застёгивает, хотя на вокзале гуляет ветер.

* * *

ТАРДИС снова приземлилась в странном замке, но Моран ещё несколько минут сидел без движения, разглядывая отвёртку. Оцепенение ласково обнимало, всё ещё пытаясь отговорить от действий, вернуть домой и утопить в пьяном бреду. В такие моменты нельзя думать.

Он решительно встал и открыл дверь.

Когда знаешь, куда идти, расстояние сжимается в пару ударов сердца. Ритм в голове не даёт сбиться со счёта. Вдох, и вот уже одуряющий аромат весеннего сада обволакивает лёгкие изнутри, прилипая к бронхам и альвеолам. Задержанного дыхания хватило на то, чтобы найти нужную комнату и выдохнуть от вида выпирающих шейных позвонков. Казалось, позвоночник вдруг переломится от тяжести беспокойного разума, который держит.

Джим висел в кандалах. Он дёрнулся со звериным рыком, лязгнули цепи, абрикосовые ветки осыпались белыми лепестками, от расцветающей улыбки потрескалась кожа на губах. Повязка на глазах не спасала от чёрных вязких потоков. Сколько времени прошло с их встречи? Час, день, год?

— Ты ждал меня? — спросил Моран, отчего-то не решаясь действовать по плану.

— Нет, — пробормотал Джим, мотнув головой. — Я не ждал тебя.

Медлить было нельзя. Моран встал на колени и направил отвёртку на первое массивное кольцо. Он заметил, что несколько стёкол вошли под кожу ступней, остальные под его ногами были раскрашены подсохшими алыми пятнами.

Узник хрипел, прислушиваясь и забывая контролировать мышцы губ. Дёрганые движения: от клоунской улыбки до выражения серой сосредоточенности.

— Не ждал, — повторил Джим. Он оказался так низко, что чувствовалось его дыхание. — Я знал, что ты придёшь.

— Ты должен встать, — попросил Моран. — Подожди чуть-чуть.

Когда оковы были сняты с лодыжек, Моран поднялся. Шмыгнув носом, он за секунду высвободил Джиму руки. Тот молчал. Даже тогда, когда бессильно повис и на недвижущихся ногах попытался идти.

— Давай же, она недалеко, — прошептал Моран на ухо.

Джим явно злился — щёки залило чёрным дёгтем, и к разводам пошло прилипали опадающие лепестки. Они быстро шли, насколько это позволяли обстоятельства, под белым ливнем, который с каждым их шагом только усиливался. Джим упал, просто выскользнул, и последние пять метров пришлось нести его на руках, потому что тени, охранявшие заключённых, обнаружили пропажу. Замок трясло, окна закрывались со скрежетом падающей гильотины, за беглецами тянулся кровавый след.

— Ты убил его? — все силы Джима ушли на этот вопрос.

Моран не ответил. Последним, что он увидел, закрывая дверь ТАРДИС, было огромное глазное яблоко, окружённое льдом и стальными прутьями, напоминающими формой снежинку. Сосуды, увеличенные стократно, пульсировали над их головами. ТАРДИС неловко качнулась.

Осталось добежать до консоли и потянуть за нужный рычажок. Моран втащил Джима внутрь, но так и не успел правильно закрыть дверь.

Теперь он мог бы дать детальное описание строчкам «мир перевернулся». Недовольная ТАРДИС искрила проводами, судя по всему, нарушая заданный Мастером алгоритм. Её лихорадило. В этом, как казалось, был виноват сидящий возле двери Мориарти.

Когда ТАРДИС успокоилась, Моран подтащил его ближе к консоли и попытался усадить — нужно было что-то сделать с заблокированной аппаратурой. Джим рвано дышал, чёрные слёзы продолжали течь по его щекам. Было странное ощущение, что он ничего не понимает. Или не хочет понимать. В этом весь Джим. Моран обошёл его сзади и аккуратно развязал узел. Шёлковая тряпица скользнула вниз, и из глаз Джима во все стороны разлетелись бабочки с чёрными крыльями.

— Господи-боже, — пробормотал Моран, едва успевая хватать воздух ртом.

Джим скользнул вниз. Он не кричал, не стонал, а только корчился, сильно сцепив зубы и будто стараясь пробить затылком решётчатый пол. Моран зажмурился. Мориарти замер. Около минуты они оба слушали тихий металлический скрежет сердца напуганной ТАРДИС.

запись создана: 24.10.2013 в 20:48

@темы: crossover, The Woman, Ах, если бы Моран был Мораном, сказки, Sherlock Holmes, James Moriarty, doctor who

---

*as

24.10.2013 в 21:05

Пишет  Маримера:

Кто на свете всех милее...)
А вот это не грех и перепостить! Боже, как же я по нему соскучилась - как по родному человеку, которого давно не видела. И не говорите мне, что в третьем сезоне его не будет, а то я за себя не отвечаю!

23.10.2013 в 08:27

Пишет  фальшивая нежность:

я аж взбодрилась! Эндрю намного лучше дрянного кофе.
доброго всем утра!

@темы: Andrew Scott

---

*woodkid

ничего не знаю

Прослушать или скачать Woodkid Iron бесплатно на Простоплеер

Что-то я такое думала-писала вчера...

Снег. Холод. Иней...
Сломанные игрушки. Деревянные. Детские, Вручную раскрашенные. Сломанные...
Всё в голосе
Он поёт не под музыку - музыка фоном для него (девушка в ирландском костюме, отбивающая степ в хардах, все переживания в глазах - больше, чем самое глубокое море; мб пара, много-много отточенного рваного техничного степа, да)

весь плейлист обновился до рилов и W

@темы: музыка

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

*21.10

с Днём рождения, Счастье

отметили малым составом.. ну, то есть, я и моя подружка, которая в процессе ужина знакомилась с любимцем хД Оценила)))
Сказала - у меня один и тот же типаж везде хД
айриши потому что
На шее - клевер, рубашка - в клетку
Эль, завернувшись в фатин и вцепившись в стакан виски (с колой, на самом деле. Не самый лучший выбор, но, взглянув на ирл.кофе, мозг твёрдо сказал "Моран" и решил, что мы будем это))) Нам с ним просто нравится, да хД и вот ассоциируется)))), выбалтывала самое сокровенное - почти, до краешков.
Почему-то ирл хочется хранить в тайне от всех. Я и так много.. и про Ригу, и про Лондон, и вообще
ттт

У любимого мальчика ДР

@темы: Andrew Scott, would you like a cup of tea?

---

*<3

you know everything I can say

20.10.2013 в 01:11

Пишет  Benedict in love:

19.10.2013 в 23:58

Пишет  Enchantress werewolf:

увеличить

©

По ссылке - ПРЕКРАСНОЕ.

@темы: Andrew Scott, tumblr.com

---

*car не просто средство передвижения

15.10.2013 в 22:27

Пишет  YumiKoboyashy:

11.10.2013 в 10:31

Пишет  Анаста Ева:

лица, вы видите эти лица?

Визуальное воплощение характера каждого Доктора

@темы: tumblr.com, doctor who

---

*peaky blinders end

Honeys! It's me again

В общем, у меня тут закончились "Кепки"
И я опять плачу над разорванным в клочья кровавым сердцем
И даже больше не из-за концовки
А из-за решений героев
Противные, противные ирландцы

Как Райхенбах не смягчай - Райхенбахом он и останется

Для поднятия настроения - рил для бегинеров) он правда приятный, мы под него танцуем)

Прослушать или скачать Sean O'Brien Beginner Reels 120 бесплатно на Простоплеер

@темы: Peaky blinders, would you like a cup of tea?

---

*Там Лин

Волшебный трек из эльфийских сказок

Прослушать или скачать Peter Miln/Daniel James Tam Lin бесплатно на Простоплеер

---

*тв-штучки

Есть на ТНТ одна новенькая вкусная вещь - Stand Up)))
Ну, вкусная на мой субъективный.. вкус))))
Шоу напоминает мне атмосферой ЧаплинХолл в Питере, в котором осень-моран-ласт

Но я бы молчала, если бы вчера не рыдала над

Есть там комик белорус))))))))
К белорусам у меня вообще очень нежное и трепетное отношение))))
я представляю их славянскими ирландцами, с таким нежным пушисто-искристым акцентом, который они приносят в русский
у меня даже сёстры живут в Белоруссии, обзорно (обзорно) в Минске мне было хорошо

И вот - вчера меня и мою любовь к языкам погладили)))) не знаю, интересно ли кому, но - Слава Комиссаренко

@темы: le sourire

---

*the butterfly mask

а если бы руки Шерлока были ещё длиннее...

@темы: Benedict Cumberbatch, le sourire, tumblr.com, Sherlock Holmes