*mart-in

На дворе середина марта
"Март-ин" - появилось перед глазами, когда по дороге на работу просматривалось шикарное небо. Верхняя половина голубоватая, нижняя розоватые лепестки, а посередине росчерк-хвост золотой кистью. М-м-март-ииин
"Март-ин" - вдруг подумалось Эль в середине рабочего дня. Он действительно начался сегодня, когда закрылись последние отчёты по февралю. Осталось четыре годовых, но "пренебречь"(с) прицепилось
"Март-ин" - всплыло в голове, когда на уличном термометре высветилось +10
март.. в нём ещё сохраняется этот особенный звук-хруст лежалого снега - "рртт", но уже подтаявшего "ма". Такой бывает под голубыми елями с северной стороны.
ин... возле универа много луж.
Мартин. Март-ин-фрииииии-лав Март - как глагол, обозначающий... ммм... ну вот представьте, что Вы упали в золотистое вязкое вещество (разнотравный мёд) и плаваете в нём с головой
Мартин Фрилов.. смени уже фамилию, дорогой мой весну-несущий человек
Мартин. И как я сразу не сообразила

Юми, прости за воровство

13.03.2012 в 22:30

Пишет  YumiKoboyashy:

Выкиньте эту дэвушку и запихните туда меня!

Гифки из фильма "Секс по обмену"

Отсюда

[L]YumiKoboyashy[/L] приносит <a href="http://www.diary.ru/~Liyusha/p174034035.htm">гифки с целующимся Мартином</a> из фильма "Секс по обмену"

@темы: игра в слова, Martin Freeman

---

*welcome

 волновая_функция, привет)
что привело?)))

@темы: Benedict Cumberbatch, honeys, tumblr.com, Sherlock Holmes

---

*doctor watSUN

какой же солнечный *_*

@темы: Martin Freeman

---

*девять

Ну почему мой противный компьютер не хочет делать принт-скрин?
и ради этого я пропустила пары логистики Однако, стрнный народ: на занятия ходят только неработающие и я Эль не ищет лёгких путей!
есть в этом что-то мазохистское... Кстати, мне всегда нравился бладплэй. ну, это видно, хотя боли боюсь до кошмара. Не о том

Полдня мучилась на работе, как же будет "девять" по-французски. Всё помню, кроме девятки. Вспомнила. Вопрос: зачем мне нужна была такая информация?
Наверное, интуитивно я понимаю, почему 9 - это Девять. А у них у всех почему-то на N

Досмотрела наконец-таки "Достучаться до небес". Смутные ощущения

@темы: learn, игра в слова, фильмы, labour

---

* об именах и фамилиях

12.03.2012 в 22:10

Пишет  ~Vishenk@~:

________*Стоящий у Солнца*
Рок отдельного человека заключался в его имени, независимо от времени, состояния общества и моды; рок рода — в фамилии или прозвище, а рок народа — в его самоназвании. Можно было изменить имя, фамилию, переименовать государство, однако и под иной личиной невозможно было избегнуть своей судьбы. Революционеры-профессионалы какие уж только псевдонимы не придумывали, будто бы скрываясь от царской охранки, а всё равно не миновали рока: посеявшие ветер, пожали бурю и сгинули от рук своих последователей. Всякий, кто отваживался переустраивать мир, вначале хотел переустроить свою судьбу и, не ведая рока, стремился прежде всего создать себе новый образ, но он был дан от рода — родителем от рождения и был такой же данностью, как рука, голова, нос, глаза, но изгоям это было неизвестно. Русинов был совершенно уверен, что человек с фамилией-прозвищем рода «Горбачёв», к чему бы ни приложил руку, — всё бы стало уродливым и горбатым. Например, «Подгорнов» хоть и получил это прозвище оттого, что жил под горой, однако никогда не сможет и сам подняться в гору, к свету, и никого вывести к нему. Нельзя было доверять созидательного дела людям с фамилией «Упадышев», ибо всё немедленно разрушится, придёт в негодность, в упадок. И люди эти были не виноваты, поскольку хоть и не ведали рока, но, помимо своей воли, несли его, исполняя предназначение. Ещё недавно, в начале семнадцатого века, на Руси об этом знали, хотя знания уже становились смутными, на уровне озарения и догадки. Когда на Земском соборе избирали государя, то жребий вовсе не случайно пал на боярина с прозвищем «Романов». «Рамана» с древне-арийского переводилось как «возлюбленный, радующий». Разум уже не улавливал этих нюансов, ибо они были из другой, запредельной сферы. Борис Годунов не мог царствовать всю жизнь и трон передать наследнику: в прозвище уже была сокрыта его временность — перегодовать, прожить год…

А победить в войне мог лишь полководец с именем Георгий Жуков, Егорий Храбрый, арийский змееборец, а жук-скарабей — знак солнца. И первым человеком, достигнувшим космического пространства, мог быть только Юрий-Егорий Гагарин, летающий храбрый воин: птица «гагара» на древне-арийском языке означала буквально «движение по ходу солнца» или «летающая за солнцем». Не ведали они рока, но повиновались ему. И тогда же Русинов попробовал восстановить первоначальное значение фамилии-прозвища «Строганов». Родоначальником династии безраздельных уральских владык был человек с именем Страга, что переводилось как «движущийся под стоящим солнцем». Солнцестояние — зенит, высшая точка на небосклоне, торжество дня, которому исполнялся гимн. Вероятно, Страги следили, когда солнце достигнет зенита, как бы охраняли время. Впоследствии отсюда произошло слово «стража». И стражники на крепостных стенах унаследовали древнюю обязанность — бить время дня, страгивать время, сдвигать с места. Позже возникли глагольные формы — строгость, стругать, сострагивать. Солнечные часы у древних ариев представляли собой гладко соструганное, идеально ровное бревно или шест, стоящий в круге с отмеченными делениями на время дня. Отсюда произошло прилагательное — «строго», строгий, иначе — точёный, обточенный.

Все эти поиски остались просто увлекательными и любопытными рассуждениями…

@темы: игра в слова

---

*творчество по Отелю - 2

АВТОР: L’Dinka
НАЗВАНИЕ: Письма
БЕТА: есть
СТАТУС: закончен
РАЗМЕР: мини (12 стр. Word)
КАТЕГОРИЯ/ЖАНР: Slash / AU, POV, Kink, Angst, Deathfic
РЕЙТИНГ: PG-13
ПЕРСОНАЖИ: Билл, Том, ОМП
ОТ АВТОРА: 1) рассказ участвовал в фикатоне Hit the jaсkpot.
За голоса огромное спасибо loreil и Николь
Ещё хочу выразить благодарность тем, кто отметил фик в постах на голосовании=)
2) Любая критика приветствуется

Письма

*Письмо 1. Рассвет*

Здравствуй, дорогой Вильгельм!
Знаешь, а я вернулся в своё имение. Мой добрый дядюшка-художник скончался, поэтому единственным наследником этого «богатства» оказался твой покорный слуга. После смерти своей великодушной, но бесплодной жены, дядюшка так и не смог обзавестись семейством и даже прислугой, что привело к запустению некогда процветавшей виллы.
Огромный дом и заброшенный парк полностью соответствуют моему внутреннему ощущению: пустота, давящая пустота. Ты, наверное, подумаешь: «Как пустота может давить? Это же пространство, заполненное воздухом, неосязаемое и невидимое». Однако я чувствую её тяжёлые ладони на своих плечах, что даже заставляет меня слегка сутулиться.
И всё же мне здесь лучше. Поместье расположено в глуши, как ты помнишь, поэтому цивилизация в виде электричества и радиоволн не коснулась этих мест. Думаю, некоторый аскетизм будет мне полезен. Свежий воздух с высокими фруктовыми и низкими хвойными нотами придаёт необыкновенную ясность мысли и яркость взгляда. В поместье по-особому чувствуется близость к природе, к её естественной цикличности. Наступает состояние, похожее на гармонию. Здесь хорошо.
Все мои увлечения ограничиваются прогулками по дому и саду. Подумываю вернуться к живописи. Дядюшка возлагал на меня надежды, учил различным техникам, даже лепке и резьбе. Должно быть, на чердаке остались чистые холсты и краски.
Сейчас я в восточной части дома, спальня на верхнем этаже. Проснулся рано и сразу писать. Здесь всё белое: кровать, балдахин, занавески. Стол и пара стульев накрыты простынями от пыли, так во всём доме. Мне лень было разбирать, да и так удобнее думать. А думать есть над чем. Это правильно размещать помещение для сна наверху, ближе к звёздам, к Богу. Возможно, душа, покидая бренное тело во время сна, попадает к Нему на ковёр. Господь отчитывает невесомого духа, даёт наставления и отправляет «домой» или разрешает побродить-пообщаться с другими. Иногда душа забредает в божественный кинотеатр. Раньше, конечно, там показывали довольно-таки приличные фильмы. Но в последнее время в небесном прокате так же, как и в земном. Моя сегодня попала явно не на тот сеанс.
Снилось, будто приводят меня в больничную палату, и вроде как клиника для душевнобольных. Белый потолок, белые стены, белое бельё – всё словно кичится своей белизной. Нарочитая непорочность. Так пушистый снег укутывает пепелище, или хозяйка сыплет сахарную пудру на сгоревший пирог, или неаккуратный ученик замазывает ошибки корректором… Люди стараются спрятать грехи за чисто-белым, словно бы эти больничные стены могут скрыть мрачную бездну в душах пациентов. Наверное, по той же причине я не стал срывать ткань с зеркал.
Я был один и смотрел в окно. Там цвели нарциссы, я хотел дотянуться, а они отворачивали от меня свои белые головки. Страх холодил мне вены. В голове крутились и сталкивались друг с другом вопросы и мысли: как я сюда попал? зачем? почему?
Как ты думаешь, к чему эти тревожные образы? Режиссёр снимает с целью показать какую-то идею, мораль. Какая тут мораль? Я терпеть не могу лечебные заведения. Хотя знаешь, я должен быть благодарен такому сну за раннее пробуждение: за окном только-только распустился рассвет. Это не описать словами, но я всё же попробую.
Сначала было темно. Ночь никак не хотела уходить, но я ждал и наблюдал превращение. Потом едва-едва светлеющее небо окрасилось апельсиновым, плавно перешло в нежно-алое. Золотой напиток солнца до сих пор плещется у кромки горизонта в нетерпении, словно безудержный мустанг. Ему бы взбрыкнуть и поскакать галопом по кронам деревьев, оставляя искрящиеся отпечатки багряной листвой. Но ещё не время. Небесная арена не готова его принять. Она потихоньку разбавляет тёмную краску светлым, растворяет обломок луны и гасит засидевшиеся звёзды. Бледнее и бледнее становится её лик. И вот уже пролились первые капли жёлтого, охрой щекоча перья облаков и прогоняя остатки сна с земли. Но ещё прохладно. Ещё не пора. Ещё только начало.
Утро, выпитое вместо кофе прямо из небесной кружки, бодрит и приятно холодит кончик носа и подушечки пальцев. И, знаешь, Билл, хочется начать жизнь заново, с чистого листа, здесь, в первых лучах солнца, и жить, умоляя каждое утро быть прекрасным. Что ж, Бог, возьми самую красивую ручку из канцелярского стакана и записывай.
Надеюсь, ты когда-нибудь сможешь приехать ко мне. Я покажу тебе эту чудесную усадьбу, роскошные комнаты, старые аллеи и неповторимый рассвет.

*Письмо 2. Утро*

Здравствуй, Вильгельм!
Прошло несколько дней с того момента, как я впервые написал тебе. Как бы ни было здесь хорошо, вдали от городского шума и обязанностей, мне очень одиноко. Особенно тут, на террасе северо-восточной части дома. Особенно когда я начинаю думать о тебе. Особенно сейчас.
Когда-то, в моём детстве, здесь традиционно завтракала вся семья. Мама прижимала меня к себе, называла «мой любимый сыночек» и целовала в макушку. Она любила рассказывать мне сказки за столом, гладила по голове и тепло улыбалась. Папа, делая вид, что увлечён газетой, умилялся. Потом поддерживал разговоры за столом, много шутил и совершенно точно уделял мне больше внимания, чем кому бы то ни было. Он всегда подчёркивал, что я его единственный и любимый сын.
Были и дамы в утренних туалетах, белоснежная скатерть, снующая вокруг прислуга. В такие дни полагалось садиться за стол и совершать неизменный воскресный ритуал. Нужно было разрезать ванильную булочку пополам, намазать мягким маслом и, обляпавшись в глазури, откусывать маленькими кусочками, как учила няня, и запивать горячим чаем. Я всегда обжигал язык, но виду не подавал. Папа одобрительно кивал. Так, по его мнению, должен вести себя настоящий мужчина.
С этим местом связаны лучшие воспоминания моего детства, но сегодня я уже вырос, сегодня в поместье никого, кроме птиц и ужей. Одиночество сжимает изнутри. Оно вообще штука странная. К нему можно привыкнуть, как к жизни без сигарет. Вот если не курил никогда и не куришь. Привыкаешь. Мы можем наблюдать за курильщиками, вдыхать сигаретный дым, который раздражает и иногда вызывает зависть. Одиночество даёт определённую свободу действий, развивает эгоизм и эгоцентризм. Но стоит однажды затянуться, почувствовать тепло тлеющего табака, щекочущий лёгкие смог – и всё, обратно уже не хочется. Наркотик. На самом деле мы ненавидим свободу. Нам хочется зависимости, хоть и не многие готовы в этом признаться.
Однако красота здешних мест по сей день заставляет забыть обо всём и любоваться только ею.
Как тогда, в моих воспоминаниях, осень уже опалила своим дыханием кроны садовых великанов: платаны, клёны, вишни, берёзы. Свет наполняет эти огромные бокалы на чёрных ножках золотистым вином, и они начинают переливаться всеми цветами осенней палитры, от изумрудно-зелёного до багрово-красного. То же утро, когда лучи ослепительного солнца сквозь стволы деревьев ложатся полосами на мраморные ступени террасы под ноги, не боясь подошв и каблуков. Волшебно.
Знаешь, солнце – это особенное существо. За тысячелетия оно овладело наукой ласки. Умеет заглядывать за шиворот, нежно поглаживая кожу шеи, научилось расцеловывать щёки и обнимать. Сейчас оно запускает свои длинные пальцы искусного любовника в густую траву, сжимает, словно в исступлении, нежные лепестки и прижимается ближе. Оно заставляет меня щуриться и улыбаться. Я не выдерживаю его взгляд и опускаю глаза. Когда мы с тобой только познакомились, я тоже не мог смотреть на тебя. Слишком вы яркие. Знаешь, иногда я подставляю солнцу свои руки для поцелуев, и оно мягко лижет ладони, запуская свой язычок между фалангами.
Сейчас мне это особенно необходимо – я чувствую внутренний холод. Мне снова снились кошмары. Палата, стены. Только теперь в этой картине появился новый персонаж: нервный мужчина с длинными волосами, забранными в хвост.
Он смотрел на меня и посмеивался. Спрашивал, от какой болезни меня лечат. Я не мог ответить. Ведь я здоров, знаю, что здоров, а он смеётся и говорит, что я ещё больший псих. Он говорит, что его лечат от болезни честности – эксгибиционизма. Он говорит, что первыми эксгибиционистами были Адам и Ева, и ничего ненормального в этом нет. То, что оправдано преданием, не может быть пороком. Он также говорит, что готов в любое время продемонстрировать мне свою «болезнь». Я отказываюсь, но он настаивает. Это бы не кончилось, не будь яркого лучика, разбудившего меня.
Билл, я очень хочу тебя увидеть. Мне кажется, ты бы прогнал эти странные сновидения. Ты всегда был для меня тем, кто преображает самое обыденное: и серые будни, и холодные ночи.
Я помню, как мы с тобой познакомились, словно это случилось вчера. В тот вечер небо было похоже на мокрую перьевую подушку, которая впитала в себя весь Атлантический океан и стекала на наш город долгим осенним дождём. Я гулял, ловил холодные капли в тёплую ладонь, заглядывал в окна чужих квартир, в витрины магазинов. Возле одной из них мы и встретились. Бегущая по тротуару женщина с ребёнком толкнула меня в бок, чего я никак не ожидал. Я покачнулся и хотел было прибавить шагу, но вдруг совсем рядом заметил тебя. Высокий худой мальчик лет четырнадцати с бледным лицом и испуганными глазами. С длинной тёмной чёлки капала вода. Почему-то мне показалось это забавным, и я улыбнулся. Ты улыбнулся в ответ и представился. Помнишь? Чуть позже мы грелись в маленьком уютном кафе, пили горячий шоколад и говорили ни о чём и обо всём сразу.
А как потом мы гуляли вместе, как разглядывали смешных уток в пруду и спорили по пустякам. Жаль, что ты не любишь фотографироваться. Я бы каждый день пересматривал снимки, находя всё новые и новые детали.
Фотография ведь не просто зафиксированный момент. Там останавливается время, неподвластное никому. Там остаются чувства, эмоции, факт только что съеденной шоколадки пополам и ещё невыученной лекции к завтрашнему семинару. Доли секунды, чтобы растягивать их потом на целую жизнь, и, может, даже не одну.
Насмешливое лицо эксгибициониста до сих пор перед глазами, а я бы хотел видеть твоё, улыбающееся. Хотя бы на снимке, в рамке, а лучше вживую. Приезжай.

*Письмо 3. Полдень*
Здравствуй, Билл!
Целыми днями брожу по дому, в котором по-прежнему царит тишина, нарушаемая лишь звуками моих шагов и блуждающим эхом. Тишина настолько чистая, что слышно собственное сердце и дыхание. От этого можно сойти с ума. Один мой знакомый настолько боялся тишины, что таскал с собой колокольчик.
Нашёл ключ от чердака. Там пыльно и пахнет гнилью. Должно быть крыша протекает. Полно хлама, опутанного вуалью паутины, как испанская дуэнья. Но почему-то нет ничего, напоминающего о хозяине-художнике: ни картин, ни эскизов, ни кистей, ни даже карандашей. Много глины, цветной и обычной, фигурной и бесформенной. Как эти пласты попали на самый верх здания и для чего? Нужно отметить их пригодное для работы состояние. Дядюшка когда-то мимоходом объяснял мне основы лепки, но сам никогда не относился к этому серьёзно. Он считал искусство создавать что-то объёмное слишком нудным занятием для своего взрывного темперамента, как если бы спринтеру предложили бежать марафон. Он любил работать быстро, методом «горящей спички».
А сейчас полдень, и солнце вовсю вонзается в землю, обволакивая каждую травинку горячим светом. Оно знает, что скоро не сможет греть также, вот и старается напоследок. Осень. Листья жёлтыми монетами рассыпались по аллеям, образуя чешую золотой рыбки. Среди чистого лазурного неба светило чувствует себя властелином. Не люблю его таким. В это время обычно укрываюсь в глубине здания, ожидая, когда яркость и ярость лучей пойдёт на спад.
Почему ты далеко? Почему даже не отвечаешь мне? Тебя смущает то, что мы оба мужчины? Брось, Билл. Все эти гетеро-стереотипы, придуманные для улучшения демографических показателей не должны иметь власти над нами. Объясню. Вожди, короли, императоры, дабы потешить своё самолюбие и тщеславие, устраивали порой совершенно ненужные войны. Но для победных боёв нужна армия. Поэтому тираны нуждались в инкубаторах – женщинах, способных родить хороших солдат. Неужели мы должны убить нашу любовь во имя инстинкта размножения? Во имя страданий, порождённых игрищами самодуров? Нет, Билл, нет.
Картины я всё же нашёл. Ими увешана комната, в которой я никогда раньше не бывал – красная спальня. Весь интерьер этого помещения кричит о страсти. Обитые бархатом стены, задрапированный тканью потолок, мягкий ковёр, огромная, действительно огромная, кровать – всё кроваво-красное, воспалённое, агрессивное и, честно говоря, откровенно пошлое.
Красный – цвет не только страсти, сколько войны. Те же тираны обожали битвы тел в своих собственных спальнях. Сражения до криков и стонов, до крови, до сладкой истомы.
Все полотна в позолоченных рамках. На них обнажённые тела женщин и мужчин, сплетённых в разных положениях танца любви; ласкающие друг друга нимфы на берегу лесных рек или озёр; совокупляющиеся юноши – эти сцены удались художнику особенно хорошо. Зевс и юный Ганимед, император Адриан и его возлюбленный Антиной, и многие другие мифологические сюжеты, которыми я зачитывался в детстве. Мифология вообще полна шокирующими подробностями. Жаль, что мир в какой-то момент пресытился античностью и выдумал кучу запретов. Всё равно, что никогда не смотреть на клубнику, потому что когда-то переел. Потом я обязательно приведу тебя сюда, посмотришь, оценишь талант дядюшки.
Атмосфера комнаты разбудила в моей душе все чувства и ощущения. Билл, я снова отчётливо понял, насколько сильно люблю и хочу тебя. До тянущего напряжения внизу живота, которое распускается горячим цветком, покалывает пальцы до онемения. Нет сил терпеть, хочется быстрее дать ему вырасти, чтобы заставить бутон излиться сладким жемчужным нектаром.
Я представляю тебя, твои чёрные шёлковые волосы и молочно-белую кожу на красных простынях. Такой нежный до одури, хрупкий до невозможности, порой я так боюсь прикасаться к тебе. Но так хочется. Билл.… Хочется обвиться вокруг тебя, едва ли не душить. Похожие ощущения, должно быть, испытывает воробей, зажатый в кулаке. Маленькая птичка. Но не бойся, я не причиню тебе боли. Разве я неприятен тебе? Разве тебя не влечёт ко мне?
Только представь. Я аккуратно уложу тебя на красную простынь и стану изучать каждый сантиметр твоей фарфоровой кожи, целовать тёмные тени от ресниц, родинки на шее, ключицы. А вокруг герои дядюшкиных картин будут смотреть на нас, выглядывая из-за своих рам. Смотреть и завидовать. Я всегда хотел взять тебя на площади, где много народу. Пусть они видят, пусть видят, как можно заниматься любовью - не животным сексом - любовью. На глазах у всех.
Надеюсь, я развеял твои сомнения и могу в скором времени ожидать твоего приезда в поместье.
Забыл написать о своих кошмарах. Они меня отпустили, лишь изредка пугают шприцами и капельницами. Но это из-за назойливых комаров, наверное.

*Письмо 4. День*
Здравствуй, Билли!
Билл!!! Я очень хочу поделиться с тобой тем, что поразило моё воображение, и чем, собственно, я теперь увлечён. Я придумал, как нам быть ближе друг к другу, и вот уже который день (или даже неделю) почти не сплю, занятый делом. Но обо всём по порядку.
Мне приснился сон. Да, снова этот глупый сериал-кошмар «Психушка» преследует меня в забытьи, но сегодня я должен сказать ему «спасибо». Помню, что стоял у окна и снова разглядывал красавцы-нарциссы. Их там просто море. Мой эксгибиционист о чём-то болтал, но я не обращал на него внимания. Внезапно я почувствовал его холодные пальцы, впившиеся мне в руку и горячий шёпот прямо в ухо: «Эти врачи, они безумны! Каждый лечит от того, чем болеет сам». Я подумал о том, что мужчина, по сути, прав. Окулист носит очки, отоларинголог никак не решится удалить себе гланды, кардиолог умирает от инфаркта. Наблюдение, которое отмечают многие исследователи.
Почему так происходит? Возможно, врачи слишком долго изучают одну и ту же проблему. Простой пример: если тебе сказать, что к тебе под одежду заполз паук, ты почувствуешь его крошечные лапки. Или так: у тебя чешется под коленкой. Зудит? Если нет – тебе стоит освоить профессию врача.
И мы с тобой не раз об этом говорили. «А здесь, ты видел, нет, ты заметил, КАК главный врач смотрит на меня. Будто завидует. Потому что я свободен от предрассудков, а он нет. Потому что он такой же псих, маньяк и боится тюрьмы, а я – нет, ничего не боюсь». Он слишком долго затягивал, сравнивая себя и доктора. Если бы я запомнил всю чушь, что он несет – свихнулся бы наяву. Однако особенно запомнилась фраза: «Наверняка он собирает женские теннисные ботиночки, по одному, обязательно левому, от каждой своей жертвы. Маленькие такие, с белыми шнурочками. И прячет их в гараже под горой инструментов, чтоб жена не нашла». Знаешь, я где-то читал об этом. Таких маньяков называют башмачниками.
Последнее и главное, что отпечаталось в моей памяти: «Посмотри, посмотри в окно внимательно. Не на эти пресловутые цветочки, на которые ты пялишься целыми днями. Выше. Видишь, сколько вокруг статуй? Заметь, они все обнажены в разной степени. Голые люди, только каменные. Главный организовал, я узнавал. Это же немой гимн эксгибиционизму!..»
Отметив про себя, как быстро он произносит поставленный ему диагноз, я перестал слушать и задумался. Однако не над тем, какой подонок главврач, а о рассказах дядюшки. Обучая меня скульптуре, он пересказывал древнегреческий миф о Пигмалионе. «Люди, только каменные», как живые.
И тут я проснулся. Отлежал руку, кстати говоря. И сразу забыл об этой мелочи. Билл, Билл, это же гениально!
Я кинулся из красной спальни на чердак, перенёс всю ту глину в мастерскую (зелёная комната в юго-восточной части строения) и начал творить.
Мокрые пальцы скользили по лбу, вискам и скулам, дотрагивались до лепестков губ и вниз, касаясь шеи и очерчивая впадинки ключиц. Ещё ниже твёрдая грудь с маленькими бусинами сосков, плоский живот… Глина – самый пластичный материал. Бог вылепил человека из «праха земного», из глины. Я делал то же. Я почувствовал себя наравне с Создателем. Материал впитывал мою душу. Глина тёплая, в отличие от мрамора. В такие моменты время будто останавливается. Я ничего не вижу, кроме работы, творю, отдаваясь полностью.
Знаешь, я поймал себя на мысли, что постоянно проговариваю твоё имя. Оно даже произносится по-особому. «Билл». «Б» - слегка сжав губы, перед маленьким взрывом воздуха. «И» - протяжное, спрятавшее улыбку, аккуратно, едва растягивая рот. Двойной «Л» - лаская языком зубы вверх, к нёбу, медленно, наслаждаясь всеми движениями рта. «Б-и-лл». Имя оставляет клеймо на своём хозяине. Ты никогда не сможешь почувствовать себя Яном, Густавом или Кристианом. У всех Биллов есть что-то общее, не замечал? Конечно, различные условия жизни формируют разных личностей. Но всё же.… Не зря же придумали целую науку, изучающую имена.
Почти закончил. А за окном теперь постоянно дождь. Вытянув свои длинные ногти, барабанит по карнизу, оставляет водяные царапины на стекле. Гром, кажется, может разрушить стены, а стрелы молний от неба до земли сжечь всё вокруг дотла. В их вспышках моё творение пугает своей живостью, что заставляет меня внутренне трепетать от восторга.
В детстве я очень боялся грозы. Прятался под одеяло, сворачивался клубком, прижав любимого плюшевого мишку, и содрогался в такт раскатам, сжимая веки до боли в глазах. Тогда мне представлялась великая нескончаемая дуэль, в которой выстрелы оппонентов сопровождаются молниями. Иногда даже можно увидеть градины-пули, которые небесные секунданты не успевают ловить, и те падают на землю. Дождь же ничто иное, как слезы жён и матерей дуэлянтов. Наверное, мама рассказала мне эту сказку, хотя, может, я её сам сочинил.
Теперь я думаю, что ливень – это способ природы очиститься, подготовить холсты для новых красок. Ты поймёшь, о чём я говорю, увидев акварельную радугу в небесах. Семь цветов, плавно переходящих через оттенки из одного в другой. Акварель, краска дождя и света. Заметь, там нет ни белого, ни чёрного. Надеюсь, сегодня я увижу радугу. Но пока тут льёт как из ведра, не обещая прекратиться.

*Письмо 5. Вечер*
Здравствуй!
Не знаю, что и думать. Случилось настолько невероятное, и в то же время желаемое, что я пребываю в некотором смятении. Нет, это не та ситуация, когда, получив желаемое, вымечтанное, думаешь: «А зачем оно мне?». Растерянность не свойственное мне состояние, однако, надо полагать, то, что произошло, удивило бы любого. Мне бы прыгать от радости до раскрашенного ангелочками потолка, а я никак не соберусь с мыслями.
Позавчера вечером, как обычно, гулял в парке. Попадая туда, забываешь о времени. Периодически встречаются развалины, которые также сложно идентифицировать. То ли это греческий пантеон, то ли наполеоновская резиденция. Ветер отшлифовал камни настолько, что они сами не знают, кому принадлежали.
Нужно сказать, что я заблудился из-за плотной пелены тумана, укутавшего всё вокруг. Я будто упал в него, купался среди привидений. Видимость была метров пять. Это давало ощущение собственного микрокосмоса. Словно я один на своей маленькой планете опавших листьев. Захотелось взять ложку, зачерпнуть эти взбитые сливки и попробовать на вкус.
Дымка умеет замечательно прятать и преувеличивать. Ветки под ногами хрустели, как старческие суставы. Вдыхая густой воздух, я бродил среди огромных монстров-деревьев, тянувших ко мне свои скрюченные пальцы. Даже куст увядших роз показался мне живым существом, жаждущим чьей-либо смерти. Пожухлая, похожая на срезанные волосы, листва обмякла от высокой влажности и теперь заглушала каждый шаг.
Пелену буквально раздирали крики воронов. Призраки прошлого. Друзья ведьм. Они, как и я, бродят, разглядывают. Кажется, они хотят мне что-то сказать, но не могут. Осень лишила их этой возможности: она выскребла им глотки своими когтями, вырвала дыхательные трубки. Так мне думается.
Однако пора было возвращаться. Я старался найти тропинку, ведущую к дому. Подобрав несколько смоляных перьев птиц, я поспешил вернуться и полюбоваться своим законченным творением, как ты помнишь. Добравшись, наконец, до дверей и зайдя внутрь, услышал странные шаги, доносившиеся из глубины здания. Воры? Но зачем? Критики не признавали дядюшкины картины, наоборот, советовали ему бросить рисовать и заняться садоводством. А вдруг, подумал я, это ты приехал? На всякий случай прихватив тяжёлый подсвечник, я, стараясь не шуметь, пошёл на поиски незваного гостя.
Звуки раздавались из мастерской. Резко открыв дверь, я остолбенел от увиденного. Он смотрел на меня. Не вор, не ты, даже не человек, по сути. Он. Моё творение, глиняный юноша, твоя точная копия.
Он разглядывал моё лицо, закрывал и открывал глаза, шевелил губами, как настоящий. Теперь, отойдя от шока, я могу с уверенностью написать: Он живой! Он моргает. Я приложил ладонь к его груди – стучит. Погладил его по щеке – прикрыл веки и улыбнулся. Это ты, ты, Билл, здесь, рядом со мной. Глиняный не говорит, но ведь это неважно? Я не стал придумывать ему никакой одежды. Он прекрасен. Ты прекрасен.
Мы рассматривали друг друга весь вечер и всю ночь. Просто любовались. Его тело довольно тёплое - он впитал тепло от моих рук и сохранил его. К утру я уснул у него на коленях.
Представляешь, сейчас я пишу тебе, а он, то есть ты, сидит рядом и заглядывает мне через плечо. Я подумал, что он моя сигарета от одиночества, почти такая же крепкая, что и ты. Удивительно.
Вчера я сделал попытку поцеловать его. У тебя обветренные губы, Билл.
А потом мы изучали друг друга, пробуя новое, прислушиваясь к ощущениям. Он не сказал ни слова, а мне нужно было поделиться с кем-нибудь эмоциями. Поэтому я продолжил писать тебе. У него твои глаза, твои губы, твои руки. А в лучах заходящего солнца кожа отливает карамелью. Он задумчивый. Смотрит на этот самый закат с едва уловимой тоской и всегда улыбается мне. А я наблюдаю, как в его карих глазах плещется пылающее солнце. Смущается, мой мальчик. Невероятно красивый, завораживающий, идеальный в своей неидеальности. Я бы мог бесконечно долго подбирать эпитеты, и все они окажутся дешёвыми блёстками. Внешняя хрупкость и внутренняя сила – как у глины, как у тебя. «Не сотвори себе кумира» - гласит евангелие. А я сотворил, сам. Не кумира, совершенство. И готов ему поклоняться.
Мы занимались любовью. Я вылизывал карамельное, кусал нежное, впускал в себя, теряя контроль. Впервые за долгое время я смог воплотить свои фантазии. А потом уснул со счастливой улыбкой на губах, думая о том, что жизнь прекрасна.

*Письмо 6. Закат*
Привет, Билл!

А за окном потрясающий закат, знаешь. Если запрокинуть голову, то можно почувствовать всю глубину и холод бесконечной Вселенной в этой сапфировой высоте. Чуть ниже происходит удивительное: смешение полупрозрачного синего и мягко-оранжевого. Только небо способно так умело и правильно соединять краски. А ещё ниже, у самого горизонта, где небесное полотно раскрашено малиновым цветом, Оно. Горячее, тающее, густое, похожее на свежий мёд. Оно царственно-лениво спускается вниз. Оно забирает обратно себе весь свет, отданный за день, каждый луч, делая деревья и строения декорациями, театральным хламом. Оно позволяет показать небу дольку луны и зажечь первую звезду, разрешает зрачкам расшириться, приучая глаза к темноте. Оно последний раз на сегодня лижет западный краешек горизонта и гаснет, уступая место коротким сумеркам. Постараюсь успеть дописать это, пока совсем не стемнело.
С момента моего последнего письма прошло уже больше недели, хотя я неуверен. Дни перемешались с ночами, словно кофе с молоком. Туман и дожди окончательно стёрли границы. Сегодняшний превосходный закат похож на проблеск в сознании или на последнюю вспышку спасительного света.
Кошмары совершенно измучили меня, но, кажется, я что-то начинаю понимать.
Снова и снова снилась больница, разболтавшийся сосед, уколы. Я даже стал ощущать этот специфический запах старых простыней и антисептики. А однажды ко мне в сон пришёл твой брат-близнец. Он улыбался твоей улыбкой, но сочувственно, будто я инвалид какой. Он хватал меня за запястья, сжимал ладонями лицо и что-то жарко объяснял. Я не слушал и пытался вспомнить, как его зовут. В конце концов, он умолк и с досадой помотал головой. «Том» - пронеслось у меня в голове. «Билл» - проговорил он. Потом протянул мне маленький плоский предмет. И мир рухнул. Это было зеркало.
Я проснулся в холодном поту. Даже сейчас я не могу поверить. Этого… этого не может быть, Билл. Где угодно, с кем угодно. Только не со мной.
Долго метался по огромному дому, срывая простыни с зеркал, эти белые завесы со стеклянных омутов. Останавливаясь перед каждым, я внимательно разглядывал тебя, твоё растерянное лицо, перекошенное страхом и непониманием. Я сделал шаг навстречу. Ты тоже подошёл. Я протянул руку, чтобы коснуться тебя, но ладонь легла на грязное стекло между нами. Я видел за твоей спиной треснувшую кафельную плитку, кабинки уборной и несколько человек в таких же, как у тебя, пижамах. Мне даже показалось, что я услышал плеск воды. Ты смотрел на меня с немым укором, с жалостью. «Почему?» будто спрашивал ты. Такой призёмлённый… Мне нужно было вытащить тебя оттуда. И тогда я кинул в преграду между нами увесистую шкатулку. Я швырял всё, что попадалось под руку. Туда, где ты. Зеркала покрывались сеточкой трещин и блестящими каплями падали на пол. Ненависть к себе ослепила меня. Я крушил и разбивал всё, что могло отражать.
Всё смешалось, я закрывал глаза в дядюшкиной мастерской и открывал в больничной палате, старинные вазы пахли хлоркой, а крики людей утопали в звуках бьющихся предметов. Потом я поранился. Вид собственной крови отрезвил меня, я, наконец, огляделся. Среди осколков зеркал и стёкол лежали глиняные черепки, фрагменты человеческого тела. Пыль на моих ладонях смешивалась с кровью и красными бусинами скатывалась в груду разносортных обломков. Не пугайся алых разводов на бумаге, просто никак не могу встать и промыть порезы. Не хочется.
А сейчас я сижу в углу комнаты, смотрю на абсолютный хаос. Наверное, так будет выглядеть какой-нибудь Токио или Сан-Франциско после апокалипсиса. Всё равно. Богу, думаю, тоже будет всё равно. Интересно, а у него также разболится голова?

*Письмо 7. Ночь*
Привет!
Если ты спросишь, как у меня дела, я отвечу, что всё хорошо. Лежу под очередной капельницей под сонные бормотания соседа, жду действия успокоительного.
Они называют это Нарциссизм - сексуальная девиация, психическое отклонение, при которой половое влечение направлено на самого себя. Они говорят - Шизофрения... Бред. Но медицина привыкла лечить следствие, а не причины.
Снова приходил Том. Врач говорил ему, что я, похоже, иду на поправку. Всего то и надо было повесить в палате зеркало. В том маленьком, которое брат мне принёс, я и сейчас себя разглядываю. «Скоро – сказал доктор, – он сможет вернуться к нормальной жизни». Ты только подумай! Как?
Родители не знают, с чего начать разговор со мной, да и никогда не задумывались над этим. В редкие минуты нашего общения я помню только неловкость и стук чайной ложечки о чашку, чтобы хоть чем-то заняться, лишь бы не смотреть друг на друга. Лишь бы не заглянуть в глаза. Работа, работа, работа. Все выходные - уткнувшись в ноутбук и прижавшись ухом к мобильному. До сих пор от трелей телефона у меня сворачивается позвоночник. Именно тогда я стал мечтать о загородном доме и счастливых совместных завтраках.
Том и я всегда были предоставлены сами себе. Сначала было «мы», потом стало «брат и я», а ещё позже – «я один». Том стыдился нашей похожести и, наверное, того, что я был более красивым ребёнком. Он убегал, оставляя меня одного посреди улицы, смеялся вместе со всеми, когда одноклассники коверкали моё имя и придумывали разномастные клички. Брат, родной брат, близнец, сторонился меня, как чумного. Нет никакой близнецовой связи. Выдумки чистой воды.
Что я увидел в зеркале? Там был мир, наш, реальный, такой, как есть. Он честный, он не льстит. Это правильно, так и следует. Я там никому не нужен. Равнодушие – это страшно. Миру абсолютно наплевать, что ты о себе думаешь, какие планы строишь. Страшно жить в мире, где всё вокруг кричит реальностью. Сколько угодно жалуйся, поддержки не найдёшь. Потому что всем всё равно. Родителям, братьям-сёстрам, друзьям.
Никому не нужна твоя душа, твоё мнение. Все твои мысли, мечты, желания – пыль, надоедающая за неделю.
Я понял, что мне тоже никто не нужен. Кроме разве что тебя, Билл. Вот уже пять лет мы вместе, и я не хочу расставаться.
Ты помнишь, как мы познакомились? Нам с братом исполнилось четырнадцать. В этот день я бежал домой, чувствуя себя уже взрослым и счастливым. Но дверь квартиры открыть не смог и пришлось дожидаться Тома с его дополнительных занятий по рисованию, на которые меня не взяли. Потом пришли родители и обнаружили пропажу. Мать кричала на меня, краснела и бледнела, размахивая руками. «И в кого ты такой уродился?!», и «За какие грехи мне такой сын?!», и «Посмотри на брата» - верещала она. Отец злился за её спиной за то, что мы помешали ему работать, а потом принёс ремень. Я знал, что Том специально вытащил у меня из кармана ключи и куда-то спрятал, но молчал, чтобы не выдать его. Тогда я ещё верил ему.
Я убежал из дома, чтобы ничего не видеть и никого не слышать. Слова матери раздавались у меня в голове, а тело болело от ударов. Я бежал, не разбирая улиц, проматывая в голове всё, что не сказал родителям.
Шёл дождь, холодный ливень, намокла куртка, начало трясти. Я заглядывал в окна чужих квартир, где жили счастливые семьи, на витрины магазинов с фальшиво улыбающимися плакатами. Бегущая по тротуару женщина с орущим ребёнком толкнула меня в бок, и я налетел на витрину одного из супермаркетов. В её тусклом отражении я и увидел тебя, маленького, мокрого, отчаянного. Простоял там час или два, может, больше. Началась лихорадка, и кто-то из прохожих вызвал скорую. Тогда в больнице, в бреду мне мерещилось, что мы с тобой пьём горячий шоколад в кафе и рассказываем друг другу разные истории. Ты смотрел на меня и готов был слушать. А потом мы придумали наш идеальный мир с идеальными родителями, для которых я единственный сын.
Сколько раз они пытались с нами бороться? Бесполезно! Я не отпущу. Лучше уйду к тебе. Только позови.
Где ты сейчас? Мне так одиноко. И знаешь, я не хочу возвращаться в их «нормальную жизнь». Даже здесь, в этой богадельне, среди умалишённых, лучше, чем за её пределами. Там нет тебя, нет ни одного человека, способного меня понять, мои интересы, увлечения, мои страхи. Я слишком хорош для столь несовершенного мира. Я умею любить, умею чувствовать, умею видеть. Мне противно смотреть, как красота смешивается с мерзостью, любовь с пошлостью, эротика с порнографией. Сегодня самая красивая та, что вчера засовывала два пальца в рот – это ли не показатель?
Люди убивают друг друга за неказистую масляную жижу. Кровь человечества за кровь земли? Любовь на продажу. Сколько нынче стоит нежность? А ласка? Дешевле или дороже фальшивой душевной теплоты? Отвратительно. И это называется «нормальная жизнь».
Но зато ты можешь совершить персональное чудо: закрыть глаза. Так просто. Закрыть и создать свою новую реальность, альтернативную. Одно движение век, и все уже играют по твоим правилам, в твоих декорациях. Для этого даже не надо никуда идти.
Но бывает, что этот фокус не срабатывает. Приходится предпринимать другие меры.
Я не хочу жить здесь. Я хочу к тебе. И я знаю, где тебя найти.
И сейчас я смотрюсь в подарок брата. Всю жизнь любил себя разглядывать. Зеркало затягивает, если в него долго-долго вглядываться. Знаешь, начинающие йоги рисуют маленькую точку в центре большого белого листа. Нужно смотреть на неё, не моргая, и тогда начинаешь видеть словно сквозь, не замечая этой самой точки. Так достигается нирвана.
Однако выгляжу не лучшим образом: синяки под глазами, бледная кожа, заострённые черты лица. Хрестоматийный псих, не правда ли?
Уже ночь. Похолодало, должно быть, пойдёт снег. Белые пушистые хлопья, меланхолично спускающиеся с неба. Снова будут прятать от глаз божьих нашу чёрную порочную землю. Белый – цвет чистоты и псевдо-невинности, помнишь? У индусов это цвет траура.
Маленькие таблетки у меня в руке тоже белые – ангелы смерти. Некоторые медсёстры совершенно не следуют инструкции. Их задача проследить, чтобы пациент проглотил лекарство. А вдруг кому-нибудь из больных придёт в голову собирать пилюльки, скажем, под подушкой, а потом съесть их все разом?
Ночь. Чёрное перевёрнутое блюдо. Такая тихая и спокойная. Острее мысли, острее чувства, желания. И никого вокруг, никого, следящего и запрещающего. Тишина. Только мы с тобой. Глаза слипаются. Пора спать. Аккуратно приподнимаю край одеяла, ложусь на бок и закрываю глаза. Спокойной ночи, любимый.

твой Билл

*P.S.*
Осень собирает свои пожитки и идёт босиком по свежевыпавшему снегу. Наверное, тушь потекла из-за погоды. На ней какие-то лохмотья, разодранные листья в одежде, птичьи перья и сухие травинки в волосах. На голове – венок засохших листьев. Она устала. Перебирая старое монисто на шее, она смотрит на меня из-под рыжей выцветшей чёлки, как будто извиняясь за что-то. Я протягиваю ей семь писем, перевязанных лиловой ленточкой. Кивает. Она знает, кому их отдать. Кашляет. Пора. Скоро наступит зима, а ей нужно успеть до её прихода. Синими от холода губами шепчет мне: «Прощай» и пропадает в свете жёлтых фонарей. Словно её здесь и не было.

Конец

Автор: L’Dinka
Название: Сказка о Снежном Короле
Рейтинг: PG-13
Персонажи (основные): Тило Вольфф, Билл и Том Каулитц
Категория: Slash
Жанр: AU, Crossover, Romance, light Angst, Fantasy
Размер: миди
Статус: В процессе
Краткое содержание: Снежному королю скучно одному в ледяном замке. Он находит того, кто скрасит его одиночество.
От автора: 1) идея и концепция фика взята из сказки Г.Х. Андерсена «Снежная королева»; маленькая фантазия на старую сказку)))
***

Ну, начнем!
Дойдя до конца нашей истории,
мы будем знать больше, чем теперь.
© «Снежная королева» Г. Х. Андерсен.

Зима. Один месяц уходящего года и два нового. Зима – это всегда конец и начало, смерть и рождение. Поэтому зима белая, как чистый лист офисной бумаги. У зимы много тайн, простых и сложных загадок. У зимы много красоты. У зимы много, очень много одиночества. Её саму не греет даже солнце, оно не касается, лишь освещает и слепит глаза белоснежностью. Зима – это страх и предчувствие. Страх смерти и предчувствие чуда, чего-то, способного убить боязнь, или хотя бы забыть о ней.
Зима пахнет холодом и мандаринами, а ещё ёлками и шоколадом. Она может быть тёплой, согревая душу уютом заснеженных окон. Она может быть ледяной, пробираясь под кожу прямо к сердцу своими длинными прозрачными когтями. Она может быть разной, для каждого своя.
Зима. Она стирает все краски, оставляет лишь полотно сугробов и резкие карандашные наброски деревьев. Можно любить это время года, можно ненавидеть – природе всё равно. Она укрывается снежным пледом и спит, просматривая чёрно-белые сны. И лишь от тебя зависит, раскрасишь ты свой мир или впустишь немое кино внутрь, отдавая душу холодной белизне. Сохранишь ли рядом того, кто придаёт твоей жизни цвета или останешься наедине с зимой.
***
Лёгкие белые снежинки спускались прямо с ледяного потолка на пол, выложенный гранёным сапфиром. Белокурая метелица кружилась с ними в танце, вырисовывая на тёмной поверхности причудливые узоры из снега, подобно мастерам сыпучей анимации. Пара взмахов – зимний лес, посеребрённый луной и звёздами, и высоко задравший морду одинокий волк. Несколько изменений – длинноволосая девушка, прячущая озябшие руки в пушистой муфте. Но вновь засыпая пол снегом, метель рисует новую картинку – прекрасный ледяной дворец со множеством шпилей посреди огромной ледяной пустыни… Снежный Король, наблюдавший за всеми этими манипуляциями, взмахом руки приказал метели прекратить. Метелица услужливо кивнула и упорхнула в распахнутые двери зала.
Он сидел на троне, вырезанном из лучшего льда, наклонив голову набок и задумчиво подперев щёку. Чёрные волосы с белой проседью были аккуратно зачёсаны назад и завязаны в аристократичный хвост, подчёркивая бледность лица и хищный профиль. Серая, почти белая, радужка глаз с чёрной каёмкой и бездна зрачка притягивала любого, кто заглядывал туда. От его ледяного взгляда умирали цветы, от морозного дыхания погибали птицы. Любое живое существо замерзало рядом с ним. Впрочем, его это не сильно заботило. Смерть всегда идёт рука об руку с зимой.
Если мы вспомним сказки, которые читала нам мама, среди них наверняка окажется история про Снежную Королеву. Царица Северного Полюса тогда приворожила мальчика по имени Кай, поцелуями заставила его забыть обо всём и посадила собирать из ледяных фигур слово «Вечность», обещая за разгадку подарить весь белый свет и пару новых коньков. Его названная сестра Герда стала искать его и, пройдя испытания, нашла и спасла из королевского замка. На этом сказка заканчивалась. Вот только эта история имела продолжение.
Снежная Королева, вернувшись и не обнаружив Кая, бушевала по всему миру. Но вскоре успокоилась, найдя себе другую игрушку. Король улыбнулся воспоминаниям. Его звали Тило Вольфф, ему только исполнилось тридцать пять. Он был музыкантом и искренне любил своё искусство. Любой инструмент, казалось, ложился в его руки, оживал готично-грустными мелодиями, не разрывая душу в клочья, но охватывая её паутинкой задумчивого оцепенения. Тило хотелось показать, не ожидая повального фанатизма, насколько прекрасны могут быть звуки. Искреннее желание – вот чего он хотел от слушателя.
Дарквэйв, готик-метал и симфоник-метал. Его собственное видение Вселенной Музыки, переплетая ноты, надрывая голос и отпуская напряжение в особенно сокровенных песнях. И, да, ему хотелось признания. И это было тщеславие. Пусть едва заметным пунктиром в характере, гораздо менее выраженное, чем у половины жителей Земли. И снежная королева дала ему то, чего он хотел. Она забрала его себе, усыпила память, заморозила горячее сердце. Она восхищалась им, но чувства Тило погибли от холода. Он не простил свою «создательницу» за то, что та лишила его любимого дела, и вытащил королеву навстречу весенним лучам. Она растаяла от солнца и обиды, побежала по свету журчащим ручейком. Он остался. Он стал Королём Снежного Полюса.
Однако и в холодных глазах короля плескалось нечто, похожее на тоску. Или скуку. Или простое человеческое одиночество. Оно не давало ему наслаждаться дарованной вечностью, испытывать силу и пользоваться могуществом. Навсегда замёрзшее сердце не могло любить, но хотело чьего-либо присутствия. Ему снова хотелось… внимания.
Король продолжил заниматься искусством. Даже начал рисовать - на стёклах домов. Вместо кистей у него в руках было перо полярной совы, вместо палитры красок – белый иней. Если приглядеться, то на каждом окне рисунки разные: то пушистые еловые ветки, то заснеженные рябиновые кусты, то искристые снежинки. Рисуя, Тило наблюдал через стекло за чужими судьбами – радостями, бедами, чувствами, лицами. Кто-то наряжал рождественскую ёлку, кто-то дарил подарок малышу, кто-то ругался с женой, а кто-то скучал один в квартире. За этим всем любопытно наблюдать, когда у вас нет собственной жизни, если у вас впереди вечность, или вы – снежный король.
***
Сонная, обволакивающая сознание, тишина. Такая бывает только по счастливым воскресным утрам, когда убегающий сон можно поймать руками и сунуть под подушку. Там так тепло, под этими одеялами, что совсем не хочется вставать. Кончики пальцев коснулись пола. М-м-м, холодно-то как! Ковёр они ещё не купили. Хотелось обязательно мягкий, с длинным ворсом, цвета речного песка. Чтобы подходил к тёмному дереву кровати и светлым шторам. У них такой непременно будет. И тогда можно просто стоять на нём, не боясь замёрзнуть за секунду.
А пока на цыпочках, чтобы не разбудить спящего брата и едва касаться голого пола. Благо, она прямо через стену. Покрывшись мурашками, Билл наконец добрался до ванной. Зеркало показало весьма симпатичного, помятого парня лет восемнадцати, с выпирающими ключицами и россыпью родинок на голой шее. Чёрные пряди торчали в разные стороны, глаза и губы припухли, а на бледном плече красовался яркий засос. Билл хмыкнул и потянулся за щёткой.
Умывшись, он вернулся в спальню. Видимо, солнце уже вовсю рвалось в окна, но тяжёлые шторы сдерживали его натиск, создавая золотистый полумрак. На простынях, разбросав длинные конечности, спал Том. Такой домашний, такой родной. Пшеничные дреды разметались по подушке жуткими, как думал Билл, верёвками, тёмные ресницы подрагивали – наверное, ему снилось что-то приятное. Они были слишком похожи по утрам. Братья-близнецы.
Они давно поняли, чего хотят от жизни, и теперь жили, спали и ели вместе. Кто бы что ни говорил. Это ведь так естественно, когда вы рядом всю жизнь и даже больше – рядом ещё до рождения. Они связаны невидимыми нитями, как пишут в разных книжках про близнецов. Хотя…
Билл аккуратно присел на край кровати, тихонько наклонился и стал разглядывать брата. Удивительно, но он так редко видел лицо близнеца, своими чертами напоминающее собственное. Но вот только было у старшего что-то неуловимо мягче, теплее, уютнее. Билл настолько увлёкся изучением будто впервые увиденного лица, что не заметил, как Том проснулся. Вот ещё: глаза. Глаза у них, подумал Билл, одинаковые. Карие, чуть-чуть раскосые. Обратив внимания на пристальный изучающий взгляд, Том потянулся, сонно улыбаясь, и, натянув одеяло до глаз, укутался в него, как в кокон.
Разбудив таким образом близнеца, Билл уверенно прошлёпал босыми ногами до окна и раздвинул тяжёлые шторы, впуская миллионы ярких лучей. Те сразу бросились в комнату, огибая фигуру Билла и наполняя пространство ярким светом.
«Момент счастья» - пронеслось в голове у обоих близнецов, таких одинаковых и… таких разных.
***
Зеркало. У него нет собственного отражения, а только множество чужих лиц. Зеркало никогда не говорит правду – всё отражается в нём «наоборот». Оно видит все пороки и изъяны, увеличивая недостатки и уменьшая достоинства.
Но это обычные «отражатели». В Ледяном дворце есть особое зеркало, подобное современному телевизору. Снежный король просматривает благодаря ему человеческие жизни. На этой неделе он успел усыпать улицы Гамбурга снегом и набросать несколько инеевых картин. Одно из окон домов этого города привлекло особенно. За ним двое парней, удивительно похожих друг на друга и в то же время разных, жили своей отличной от других жизнью. За ними-то Тило и наблюдал. В этот раз на экране мелькало лицо молодого парня, напоминающего Тило его самого в то время, когда он был человеком – едва уловимой загадкой и неуёмной энергией.
Брюнет что-то писал, сидя за столом прямо возле окна. Быстрые порывистые строчки врезались в бумагу, то и дело перечёркивались и исправлялись. Казалось, парень одержим или болен – он вскидывал глаза вверх, прикусывая кончик ручки и качаясь на стуле, будто высматривая что-то в воздухе. Или закрывал на минуту глаза. А потом принимался быстро-быстро писать, будто кто-то задиктовывал ему текст в ускоренном ритме. Наконец, поставив жирную точку, юноша улыбнулся и расслаблено откинулся на спинку стула. Затем, что-то вспомнив, он добавил к написанному несколько цифр и слов. Король приблизил экран и взглянул на последние строчки. « Билл Каулитц» значилось подписью. Зеркало-экран продолжало демонстрировать своё кино.
Вот Билл протягивает исписанный листок парню со светло-коричневыми дредами. Кажется, брюнет перестал дышать. Второй бегло читает и, отложив в сторону, продолжает заниматься своими делами. Билл расстроено смотрит на ненужную теперь бумагу, а потом в окно. Его глаза наполнены непониманием и болью от тщетных попыток заинтересовать.
Есть. Тило его нашёл. Король щёлкнул пальцами, и в руке у него появился бриллиант величиной с хлебную крошку. Он кинул маленький камешек прямо в экран. Поверхность пошла волнами, словно булыжник бросили в озеро, а потом разгладилась. Парень на экране вздрогнул и потёр левый глаз рукой.
***
Билл стоял у окна, держа в руках кружку горячего чая. Напиток причудливо дымился, обволакивая запахом мяты и свежей заварки. Билл вот уже несколько дней не мог согреться и успокоить вдруг расшумевшиеся мысли.
Глоток обжигающего чая. Сквозь холодное стекло парень не видел, как с неба стали сыпаться мелкие, ещё мокрые, но уже настоящие снежинки. Они падали, а тёмный асфальт будто впитывал их. Первый снег после недавней оттепели. Обратив на него внимание, Билл хмыкнул – в его душе тоже что-то покрывалось колким инеем.
Ещё один горячий глоток. Они ссорились уже несколько дней подряд, находя всё новые и новые поводы. А началось всё тогда, когда Билл стал писать стихи. Зацепившись за какой-нибудь образ или случайное слово, парень, сходя с ума от вдохновения, принимался исписывать строчками-рифмами тетради и даже салфетки. А потом, трясясь от нетерпения, подсовывал их Тому с вопросом: «Ну, как?» Старший близнец, глядя в безумные глаза младшего, бормотал что-то невнятное и переводил разговор на другую тему.
Билл терпел. «Со стороны виднее» - думал он и продолжал писать километры слов, надеясь, что брату приглянется что-нибудь.
Ещё один глоток. А на днях Том, прочитав очередное «творение», улыбнулся, прижал к себе и ласково-сострадательно напомнил про отсутствие опыта. Билл вспылил. Он кричал и ругался, рвал бумаги и хлопал дверьми. А Том искренне не понимал, чего брат дуется и почему с каждым днём всё меньше хочется общаться.
Сам Билл после ссор всегда думал, что не может сформулировать, чего именно ему не хватает от брата. Любви – так она на месте. Понимания – вроде тоже. Они росли вместе, им не нужно друг друга понимать. Один чувствует другого, раньше этого хватало. Но что-то изменилось. Сейчас было так, как будто их близнецовый проводок перекусили кусачками. Том не понимал, на что обижается Младший; Билл никак не мог объяснить свои истерики. А точнее, произнести это вслух. Да, он был эгоистом, каких поискать. Про таких говорят: «перетягивает одеяло на себя». А Том спал на том самом краешке без одеяла и никогда не спорил. Да, Билл был тщеславен. В любой компании он любил эпатировать публику то странной одеждой, то макияжем. Но при этом всегда смотрел на реакцию брата. Поддержит ли? Том не обращал внимания. Том вообще не любил акцентироваться на мелочах. Не его это. А Билл хотел. Да, похвалы. Но не от окружающих. От брата, самого родного человека на свете. Он бы хотел, чтобы Том им восхищался. Поэтому своими нарядами и даже провокационным поведением старался привлечь внимание. Просто он не знал, как по-другому. А Том будто не замечал. И тогда Младшему казалось, что опускаются крылья за спиной, опускаются и распадаются к чёрту. Он, как та снежинка, которая тает, едва коснувшись земли. А хотелось задержаться. Хотя бы на его, томовой, ладошке.
Но близнецу было наплевать. И на наряды, и на пассий, и на самого Билла. Так по крайней мере казалось. Он всё чаще уставал и закрывался в своей комнате с гитарой. Никогда не истерил. Просто уходил в себя, к другим. Просто-просто-просто. Всё так просто. Они не понимали друг друга. И, наверное, никогда не поймут.
Серебристый джип подъехал к дому. Том. Билл допил остывший и уже невкусный чай и направился встречать брата, всё также дрожа от холода.
***
Ветер усилился, и бежать стало труднее. В воздухе собрались снежные пылинки, от дуновения превращавшиеся в маленькие острые иголки. Он прикрыл глаза и усилил бег. Сильные лапы, привыкшие к такому рельефу и погоде, едва касались снежного покрова. Тёплая белая с серебристым шерсть позволяла ему быть невидимым в этой арктической пустыне и не бояться порывов ветра. Он почти у цели. Знает, что его ждут. Незаметно перейдя на шаг, волк вошёл во дворец. Здесь слишком холодно, чтобы различать запахи. Но он знал, где хозяин.
В ледяном замке, потрясающая акустика. Король сам проследил за её строительством. Каждая башенка и каждый шпиль после ухода королевы были переделаны так, что снаружи большая часть дворца сливалась с чёрным небом и белыми сугробами. Северные ветра каждую ночь заносили стены снегом, чтобы ещё больше спрятать резиденцию короля от случайных глаз.
Пальцы порхали по клавишам чёрного рояля, рождая только ему известную мелодию. На нём была белая рубашка и чёрный костюм – любимый контраст, чистый, без примесей, как сама жизнь. Всё свободное время Тило проводил за инструментом. Страсть к игре не остыла вместе с сердцем, мелодии по-прежнему рождались в его голове, причудливо отражаясь от ледяных стен и превращаясь во что-то тягучее и завораживающее.
Белый волк незаметно подкрался к королю и внимательно разглядывал его занятие. За всю свою жизнь он видел много людей, и даже пробовал их кровь, когда те нарушали его владения. Человек казался зверю существом неразумным, совершенно не вписывающимся в гармонию природы. Срубленные деревья, убийства на потеху – всё это рождало у волка стойкую ненависть ко всему человеческому роду. Он думал, что эти двуногие существа незаслуженно вообразили себя на вершине мира. Но одному человеку волк был верен всей своей волчьей душой.
- Йост! Как ты здесь оказался? – воскликнул Тило, радостно улыбаясь. Волк преданно посмотрел на него совершенно голубыми глазами.
В ту ночь маленький волчонок оказался совсем один и замерзал в сугробе. Мёртвые туши членов его стаи, перебитой охотниками, были брошены неподалёку. Волчонок был ещё совсем маленький. Он родился позже всех, в самую суровую стужу, и пока ничего не видел дальше собственного носа. Малыш долго скулил – звал маму, а потом притих. Ему очень хотелось спать. Он свернулся клубком и почти перестал дышать. Но король нашёл белого волчонка в сугробе, не дав ему околеть. Тило забрал малыша себе, выкормил. Зверёк долго привыкал к человеку, но вскоре понял, что опасаться его не стоит. Волчонок прижился и считал короля вожаком. Радужка глаз Йости так и не стала золотистой, как у всех его сородичей.
Волк подошёл и положил голову на колени хозяина. Человек ласково гладил его, чесал за ухом, и это было приятно. Зверь сощурился и радостно замахал хвостом. Но король вдруг убрал руку.
- Отойди, - Тило повернулся к инструменту, - Я покажу тебе новую мелодию.
Йост послушно улёгся у ног хозяина, положив морду на лапы, и снова закрыл глаза. Сверху лилась музыка, напоминающая ему о холодной и далёкой луне, которую нельзя укусить, даже если высоко прыгнуть. Её можно только звать и надеяться, что когда-нибудь она станет ближе.
***
Целиком

@темы: Tokio Hotel, сказки

---

*творчество по Отелю

для архива самое ценное

АВТОР: L'Dinka
БЕТА: Die in Midnight
НАЗВАНИЕ:Сказка о лесном озере
РАЗМЕР: mini
КАТЕГОРИЯ/ЖАНР: слэш, ау, флафф, чЮмор, фэнтези
РЕЙТИНГ: PG-13
ПЕРСОНАЖИ: Йост, Том, Билл
КРАТКОЕ СОДЕРЖАНИЕ: о том, что не стоит быть слишком любопытным
СИКВЕЛ: "Лукоморье" от Alraunes (стёб, R)

***
Жил-был лес. Тёмно-изумрудные сосны и светло-зелёные берёзки покрывали его. Деревья были настолько высокими, что пушистые облака задевали верхушки своими подолами и подолгу не могли отцепиться. Зверья в лесу было немерено, а за порядком следил леший Истислав, которого местные кикиморы и водяные прозвали вначале Истом, а затем и Йостом - чтоб удобней было, если что

Но шли зимы и лета, а лесной дух всё старел. И вот нашептала ему однажды Заря, что пора бы завести себе приемника, а то повадились в изумрудный лес путники да туристы, сладу нет. Задумался старый Йост над словами Зари и решил идти к домам людей, искать себе в ученики духов местных или детей несчастных.

Однако деревня возле леса была благополучная. Три дня леший крутился возле домов, пугая скотину ветрами и уханьем - так его расстраивали неудачные поиски.

Но вот приметил он дом с несчастием. Само строение огнём вылизало, остались только чёрные головешки да фундамент. А на том, что осталось от крыльца, жалобно плакал домовёнок Томимир. "Будет Том" - подумал леший. Йост был по сути своей добрый леший, несмотря на ходившие легенды, сжалился и прижал мальчика-духа к себе. Поговорили. Оказалось, молодой хозяин дома изменял жене своей, да не просто, а с молодым хозяином-соседом, за что Великий Перун - бог молний и неба - покарал семью, наслав на неё гром и молнии. Маленькому Тому удалось спасти жильцов, которые переехали каждый к своим родителям, а мальчик-дух теперь один остался, потому что свой дом сберечь не смог.

Тронула старого Йоста эта история, да и глаза ореховые так уж жалобно смотрели на старика, что сжималось его заскорузлое лесное сердце. Решил забрать Тома к себе учеником. Про себя отметил, что семья, по-видимому, и не ухаживала за своим домовым: волосы свалялись в странные верёвки, тельце худое-костлявое-некормленое.

Бывший домовёнок оказался смышлёным и послушным. Науки леса давались ему легко. Днями он игрался с обитателями леса, строил рожицы, запутывал тропинки путникам. Лесные нимфы выкупали его в реке мыльным корнем и пенящимися травами, затем смазали древесными маслами, распустили клоки волос и заплели плотные косички. Том одарил их ослепительной улыбкой, после чего раскрасневшиеся нимфы убежали, забыв отдать лешему-ученику одежду. Так Том пробегал до ночи, а устав, решил прилечь возле озера, полюбоваться черничным звёздным небом, благо погода позволяла.

Однако внимание его привлекли не звёзды на небе, а всплески тёмной воды. Затем гладкое озеро пронзили совершенно человечьи руки и совершенно рыбьи хвосты. "Русалки" - понял леший-ученик. Метнувшись в чащу, Том стал наблюдать оттуда за волшебными танцами химер, а луна освещала ему это действо. Девушки-рыбы были прекрасны. Их длинные волнистые волосы прикрывали внушительные формы, огромные глаза будто светились звёздами. Но когда гибкое тело скрывалось под водой, луна показывала длинный стальной хвост. Том заметил и парней, двух или трёх. Они казались более гибкими, а их хвосты более длинными и изящными. Русалки плескались, водили хороводы, прыгали и резвились в воде.

А потом начали петь. Из их пухлых синеватых губ раздавались звуки, сводившие с ума своей мелодичностью. Вмиг всё утихло. Казалось, время замерло. Один из русалов выплыл в центр, закрыл глаза и запел. Даже остальные химеры заслушивались этой чудесной песней, не говоря уже о лешем-ученике. Повинуясь своим желаниям, он шагнул из чащи навстречу озеру и луне, которая осветила его прекрасную наготу, ничем не прикрытую. Увидев чужака, русалки скрылись под водой. Сегодня они явно не рассчитывали на встречу и случайный соблазн. Гибкий парень-русалка задержался дольше остальных, разглядывая визитёра, но, повинуясь примеру своих подруг, нырнул, изящно вильнув хвостом.

На утро старый леший нашёл Тома спящим на ветке. Он пожурил его за отсутствие одежды, ибо любая легкомысленная кикимора (коих под деревом собралось немало) могла покуситься на его ученика. Гуляя по лесу, Том всё никак не мог забыть свою ночную прогулку. Он даже толком не мог напугать грибника, набравшего уж слишком много боровиков.

Еле дождавшись вечера, молодой леший поспешил к озеру. На этот раз тот самый русал ожидал его, сидя на берегу и упершись руками в песок. Том не спешил. Однако химера обернулся, взглянул на него и позвал к себе. Он представился: "Богомил, можно Билл" Леший ответил: "А я Том". Так и познакомились. Билл был необыкновенен. Волосы подсохли (видимо, давно ждал) и теперь чёрными локонами спадали на острые плечи. Кожа казалось прозрачной, с синевой, кое-где отросли блестящие чешуйки. Серебристо-стальной хвост наполовину скрывала вода. Русал обратил внимание на то, что Том его разглядывает, и поднял эту свою рыбью часть в воздух плавным движением. Теперь было видно, что хвост его скорее напоминает хвост угря, правда, с длинным хвостовым плавником. Повертев им в воздухе, Билл опусти его назад в воду. Они заговорили и поняли, что у них много общего, много и различного. Билл рассказал свою историю.

С самого рождения Богомил любил петь. Этого не выносили его родители, и в конце концов, поругались и развелись. Семья маленького Богомила бросила у реки, потому что никто из разведённых родителей не хотел воспитывать вечно поющего малыша. Мальчик голодал, а потом, оступившись, утонул в реке и превратился в русалку. Русалками редко становились мальчики, но Богомил понравился им. Речные существа приняли его и его голос за необыкновенную красоту.

Так продолжалось всё лето: Том, сделав всю свою работу по лесу, приходил на озеро. Он соорудил из принесённого Биллом непонятно откуда морского рапана (в подарок) и кишок кабана нечто, что люди бы назвали гитарой. Так они проводили ночи вечера: русалка пел, а леший играл. В дни, когда Биллу необходимо было участвовать в русалочьих концертах, Том тосковал на пушистой еловой ветке любимой сосны, глядя на яркие звёзды, напоминающие ему глаза химеры. нет, они не были голубыми, они напоминали Тому его собственные, ореховые. Но билловские казались намного красивее, возможно, этот эффект создавал "трупный" макияж.

И вот однажды, снова придя к озеру, молодой леший не нашёл существо с этими потрясающими глазами на берегу. Том был раздосадован - так ему хотелось увидеться. Он чувствовал, что в нём зарождается нечто, что его прежние хозяева называли "любовь" и никогда друг к другу не чувствовали. он хотел поделиться этими мыслями со своей русалкой, но Билла нигде не было видно. Леший задремал. Разбудил его плеск воды и невероятно яркое лунное сияние. Потирая глаза и прогоняя остатки сна, Том увидел странное и волшебное, что вынудило его замереть. В озере Билл, по пояс в воде. Гладь его, морщась, бросала блики на гибкое тело, будто прозрачное и пересечённое голубыми венами. Билл вышел. Это казалось невероятным. Вместо хвоста определялась пара стройных ног, на которые прилипли несколько блестящих чешуек. Он шёл к ошарашенному лешему, протягивая руку и приглашая искупаться. Том разделся, и вместе они вдоволь наплавались. Обсыхая на берегу в лунных лучах, Том обнаружил забавную вещь: и эта вещь у Билла была покрыта чешуёй, блестела так призывно, что хотелось её потрогать. Что молодой леший не преминул сделать. Билл пискнул, но не казался удивлённым. Он улыбался, открыто и широко.

Спустя некоторое время, доводя Тома до верхней точки удовольствия своей рукой, Билл всё также широко улыбался, вслушиваясь в стоны, разносившиеся по озеру. На утро Том проснулся на берегу один.

Следующим вечер всё повторилось. Так продолжалось неделю, пока Тома не начали злить исчезновения русалки. Странным казалось то, что сам русал не давал себя довести до пика, исполнял исключительно пассивную роль. Казалось бы, жаловаться нечего, но в чём-то был подвох.

В седьмую ночь Том держался, как мог, силясь не заснуть после мучительных ласк. Он сделал вид, что дремлет, а сам следил за Биллом. После минета, Билл собрал жидкость в рот и неожиданно кинулся к озеру. Смущённо Том думал, что русалку вырвало, но это было не так. Изо рта химеры в воду уплывали белёсые шарики, словно маленькие жемчужины. В стороне показалась голова девушки-русалки, которая тут же начала нерест. Это было настолько удивительно, что Том не заметил взгляда Билла. Гибкая химера мгновенно подплыла к нему. Казалось, Билл одновременно и зол, и расстроен. Это напугало молодого лешего. Он кинулся бежать в чащу, не разбирая дороги.

Неделю Том сторонился озера. Старый Йост, заметив состояние своего ученика, расспрашивал его, но ответов не получал. У одной из йостовых кикимор Том узнал, что русалки - не только утопленницы. Они появляются от взаимодействия русалочьей икры и спермы любых существ. Если существо человекоподобное, появляются русалки, если птица - то получаются крылатые рыбы. Возможны любые сочетания.

Том решился поговорить с Биллом. Он вышел на берег и долго звал. Зайдя в озеро, будоражил воду. Обессилев, он готов был заплакать. Прямо посреди маленького океана. Тут на его плечо опустилась холодная рука - "Билл". Это и правда был он. Опустив голову, химера слушал Тома, его признание в любви. Молодой леший прижимал к себе русалку (хвост снова был вместо ног), жарко шепча на ухо самые нежные и страстные слова. Химера молчала.

Внезапно Том почувствовал нестерпимую боль в области шеи. Будто тысячи миниатюрных лезвий впились в сонную артерию. Билл. Медленно угасая, Том расслышал сквозь агонию: "Прости, лучше бы ты спал".

Красивая девушка-русалка подплыла к своему другу.
- Ты его любил?
Билл кивнул, дожёвывая что-то, похожее на человеческое сердце - Теперь он всегда со мной... Девушка пожала плечами и уплыла к подругам.

- Эй!
Билл оглянулся на крик. Это был старый хранитель леса Истислав, Йост - чтоб удобней было.
- А ты не хочешь стать моим учеником? А то мой куда-то пропал, никак не найду.
Билл удивился подобной просьбе, поднял бровь и продолжил есть. Плеск воды. Русалка уплыл, а старый леший так и бродит по лесу, разыскивая своего ученика..

Конец

АВТОР: L'Dinka
НАЗВАНИЕ: Про Крыс / Komm und Ratte mich
РАЗМЕР: мини
КАТЕГОРИЯ/ЖАНР: слэш, ау, романс, юмор, фэнтези
РЕЙТИНГ: PG-13
ПЕРСОНАЖИ:Йост, Натали - люди; Том, Билл
КРАТКОЕ СОДЕРЖАНИЕ:это сказка - маленькая зарисовка о том, что нельзя разлучать с самыми близкими)))
ОТ АВТОРА:я не имею биологического образования, всё факты - обывательский опыт и моя фантазия
***
В НИИ цитологии и генетики где-то под Берлином в одной из лабораторий трудился не покладая рук и шприцев неизвестный немецкий учёный - профессор Давид Иосифович Йостенштейн. Давид Иосифович имел в своём распоряжении нескольких белых подопытных крыс. Две из них - Тотоша и Бибильхен - его особенно любимые.

Это - крысы-близнецы. В помёте у их матери их было всего двое, что и привлекло внимание учёного. Он сразу же поселил их в компанию к другим своим питомцам - крысёнышу с шелковистой шёрсткой Гео (на нём проводили главным образом исследования воздействия различных добавок к шампуням и бальзамам для волос) и маленькому упитанному - Густи (его часто кормили фаст-фудом, для выявления его воздействия на людей).
Профессор любил эксперименты. Однажды Йостенштейн пропустил через клетку с Бибильхеном разряды тока, отчего у малыша шёрстка почернела и теперь всегда стояла дыбом. В другой раз Давид Иосифович долгое время не давал Тотоше чиститься, забинтовав мордочку, что привело к сваливанию волосков, которые всё никак не распустятся.
Крысам-близнецам в кормушку клали исключительно растительную пищу, поэтому они росли худыми и длинными, особенно Бибильхен.
В свободное от экспериментов время крысы слушали любимую учёным поп-рок-музыку, от которой Бибильхен с писком скакал, а Тотоша изредка пересекал пространство по диагонали, лениво перетаскивая длинный хвост.
Давид Иосифович заметил, что близнецы всегда держатся несколько обособленно от своих собратьев, жмутся друг к другу. А как-то раз, придя с утра в лабораторию, он увидел практикантку Натали с горящими глазами, которая сбивчиво рассказала доктору, что видела, будто два крысёнка пытались спариваться, на что учёный махнул рукой, списав всё на блондинистую недалёкость лаборантки. Ведь оба крысёнка были мужского пола.
Однажды Йостенштейн решил, наблюдая за своими подопытными, что разделит их на некоторое время, для того чтобы определить, умеют ли крысы скучать и что будут делать вдали от существа, с которым с рождения были неразлучны...

Тотоша запихивал за щёку очередное зёрнышко, как всегда пахнувшее неизвестным испытываемым препаратом, как вдруг огромная розовая лапа, которую люди называли "рука", схватила Бибильхена и утащила в неизвестном направлении. Тотоша тут же подумал, что его брата забрали для очередного эксперимента и скоро эта Огромная принесёт его назад. Но шло время, а ничего не происходило. Более изящная лапа лаборантки уже почистила клетку и принесла корм, уже вернули после очередной помывки Гео, а брата всё не было. Между собой крысёныши-близнецы разделились на старшего - это Тотоша, и младшего - это Бибильхен. В лаборатории погасло несколько солнц, а Бибильхена всё не было.
В эту ночь Тотоша не сомкнул красный глаз.Он ждал, он ходил по клетке туда-сюда, он не знал, что делать, куда бежать. Он ещё никогда не оставался один. Так же было страшно, когда их забрали от крысы-матери, даже ещё страшнее. И вдруг в тишине он услышал знакомый писк - младший! Напрягая своё крысиное зрение, Тотоша смог увидеть Бибильхена на противоположном столе, далеко-далеко. Младший скучал. Не многие знают, что крысы обладают ещё и телепатическими способностями. Близнецы переговаривались Они хватались розовыми лапками за прутики клетки, высовывали розовые носы и переговаривались. Иногда Старший кидался на стенку клетки, больно ударяясь. Так продолжалось две недели.
Давид Иосифович уже было думал завершить столь жестокий эксперимент, но Тотоша, в очередной раз прыгнув, неудачно повредил левую лапку и был изолирован для утилизации.
Пищала вся лаборатория. Бибильхен пытался перегрызть металлические прутья, но пока не удавалось. Он чувствовал - брату нужна помощь.
Видя слишком буйного крысёныша, учёный решил вколоть тому успокоительное (как раз поступили новые образцы для испытания). сунув руку в клетку, Давид Иосифович почувствовал резкую боль. Бибильхен укусил профессора и бросился бежать. Он знал - путь не близкий, аж в соседнюю лабораторию. Он помнил эту дорогу, потому что не раз бывал здесь, когда его подозревали в уходе к Высшему крысиному Богу Раттусу (различные эксперименты на время вводили его в состояние ступора или сна, едва отличимого от смерти). Разбив по неловкости пару колб с чем-то резко пахнущим, он добрался до двери. Доктор, схватив метлу, пытался поймать ускользнувшего, но Бибильхен оказался слишком мелким и быстрым, а Давид Иосифович - немолодым и неповоротливым. Шныряя между красивых и не очень ног и вызывая крики и вопли, Бибильхен, наконец, добрался до нужного места.
Он нашёл брата, учуял. Тот сидел в деревянном ящике и не шевелился. Бибильхен был в отчаянии. Он тут же принялся грызть ящик и довольно быстро справился с задачей.
Тотоша спал - ему вкололи (это когда огромная стальная палка больно-больно втыкается в тело, а потом вытаскивается, и ты испытываешь различного рода ощущения) что-то снотворное. наверное, то же самое профессор хотел сделать с Бибильхеном.
В коридоре был слышен голос учёного. И Бибильхен решил - помирать, так с братом! И остался в ящике, прижавшись пушистым бочком к родному спокойному тельцу.
Йостенштейн понял.
Теперь крысята-близнецы живут в одной клетке и больше никогда не разлучаются. Лапка у Тотоши зажила с помощью чудодейственных лекарств из арсенала доктора Йостенштейна. Теперь они тихонько спят, прижавшись друг к другу и переплетая розовые хвостики. А иногда даже случается то, что профессор списал на недалёкую наташину блондинистость...

конец

Название: Макрокосмос (слэш-версия создания мира)
Автор: L'Dinka
Жанр: драматично флаффный стёб
Рейтинг: R
Предупреждение: стёб на религиозную тематику; эта история придумана, все персонажи вымышлены
От автора: фик пытался участвовать в АТМ-фесте на Broken reality по заявке - "6. Не важно, кто он и в какой стране живет.
В его глазах горит огонь, а в волосах мерцают галактики.
Звездная ночь по имени Билл пришла из ниоткуда и поглотила рассудок.
Пожелания: слэш, R, без драм и агнстов, пейринг на вкус автора
* * *
Спокойный монотонный рёв моторов самолёта всегда убаюкивал, но на этот раз Габриэль никак не мог уснуть. Он кинул взгляд в окошко иллюминатора. На стекло бледной тенью прилипло его измученное отражение: короткие тёмно-рыжие, отливающие медным блеском, вьющиеся волосы, слишком бледное в электрическом свете лицо, резкий разрез губ. Сильно зажмурившись, Габриэль тряхнул головой и вновь посмотрел в окошко, но уже сквозь свою уставшую копию.
Всё-таки ночь – это что-то потрясающее. Чёрная, густая, непременно приходящая каждый вечер и убегающая, словно вода в раковине, каждое утро. Как бы чудесно было сейчас вылезти сквозь круглое отверстие, сесть на крыло этой огромной железной птицы и дышать ночью, а не кондиционированным воздухом салона. Габриэль улыбнулся собственной глупой идее.
Он откинулся на спинку кресла и закрыл глаза. Сон не шёл, и тупая боль стала разливаться в голове. Ещё раз взглянув в иллюминатор, Габриэль обратил, наконец, внимание на лежавшую до сих пор на коленях книгу. «Истории сотворения мира» - сверкало название выбитыми золотистыми буквами на тёмно-фиолетовой бархатной обложке. Ниже размещалась иллюстрация из какого-то мифа.
Эту толстую книжицу молодой человек приобрёл в одной из книжных лавок Марсе-ля для младшей сестры Мари. Она всегда любила подарки, особенно привезённые братом из разных уголков планеты в их дом в Новом Орлеане, каждый раз обнимала его маленькими пухлыми ручками и прыгала так, что её золотистые кудряшки пружинили в такт движениям.
Книга заскрипела, когда Габриэль, погладив ладонью корешок, открыл первую страницу. Край каждой покрывал тончайший слой позолоты, абзац начинался с витиеватой буквицы, продолжающейся ровным текстом французских слов, впитавшихся в бумагу. Строчки так и манили углубиться в чтение.
- О чём эта книга? – раздался приятный мужской голос прямо возле уха. Человек говорил по-английски.
- Эм… Разные легенды и мифы о том, как создавался мир, - пояснил Габриэль, показывая обложку и оглядывая незваного гостя, нарушившего его одиночество. Это был парень лет двадцати, худощавый, в чёрной блестящей куртке и с низко сдвинутой на брови кепкой.
- Не понимаю на этом языке, - смущённо улыбнулся тот, и в его речи ярко послышались слишком мягкие «л» для американца или британца. Тонкими белыми пальцами он выудил из рук Габриэля книгу и, открыв на середине, поднёс к носу. – М-м-м, совсем новенькая. Мне так нравится запах недавно напечатанных книг, - восторженно произнёс он.
- Это для моей сестры, - переводя глаза с фолианта на лицо незнакомца и обратно, пробормотал Габриэль. – Она любит сказки.
- Сказки? Вы не верите ни в одну из этих историй?
Вопрос несказанно удивил. В современном мире рационального сознания совершенно невозможно представить себе человека, убежденного в том, что земля появилась из чёрной бездны, или в то, что какой-нибудь старец создал её из пыли и света. Словно прочитав эти мысли, парень хмыкнул и спокойным тоном произнёс:
- Люди абсолютно разучились верить в чудеса.
- А Вы? Вы верите Священному Писанию? Нет, если Вы ярый католик или протестант, то я ничего против…
- Вопрос не в религии, мой друг, - спокойно произнёс новый знакомый, пристально взглянув на Габриэля. – Я знаю, как всё было. Рассказать?
Габриэль едва сдержался, чтобы не повертеть пальцем у виска. Незнакомец улыбался, глядя в сторону невидящими глазами, однако что-то в нём заставляло прислушаться и просить продолжения. Если уж Морфей не хочет принять его в свои объятия, может, стоит послушать рассказ этого сумасшедшего, авось и сон придёт.
- Расскажите, - кивнул он незнакомцу, удобнее устраиваясь в кресле.
Его новый знакомый облизнул бледные губы, на мгновение задумался. Лайнер плавно плыл в воздушном пространстве, пассажиры мирно спали на своих местах, а за окном царил бесконечный мрак – всё это придавало моменту некий мистический оттенок. наконец, рассказчик приступил к повествованию ровным бархатным голосом, из которого практически исчез забавный акцент:
«Давным-давно, когда не существовало ещё ни звёзд, ни планет, когда господство-вал хаос и никакие законы не управляли им, на просторах бескрайней Вселенной, в самом её центре, словно на мягком бархатном покрывале темноты, образовалось яйцо. Огромная субстанция, покрытая перламутровой скорлупой с мельчайшими вкраплениями блестящих частиц, холодная и таящая в себе неизмеримые силы.
Яйцо вращалось, и постепенно оболочка его становилась всё прозрачнее. Две страшные стихии бушевали внутри: неистовое пламя и кипящее море, а сердцевиной был сгусток ослепительного света, соединяющий в себе противоборствующие энергии.
Однажды хрупкая скорлупа не выдержала борьбы стихий и треснула, а затем разорвалась, разлетевшись на миллионы и миллиарды крупных и мелких осколков. Взрыв был такой силы, что вся Вселенная замерла в испуге и ожидании.
Кристаллическая пыль ещё долго плотной завесой скрывала нечто, что должно было раз и навсегда изменить устоявшийся мир. Когда же густое облако рассеялось, космос увидел на месте перламутрового яйца две совершенные фигуры мужского пола, связанные серебряной нитью. Голова, изящные руки с тонкими пальцами, гибкое тело, невообразимо прекрасное в своей первозданной наготе – позже таких стали называть людьми.
Кожа первого существа была белоснежной, по синим венам текла тяжёлая кровь - раствор ртути и медного купороса, - придавая будто стеклянным ногтям голубоватый оттенок. Морозное дыхание оседало на ресницах инеем, а когда существо распахнуло глаза, в них сиял яркий свет, жестокий и завораживающий одновременно. Но самыми прекрасными были волосы этого создания. Чёрные длинные пряди развивались далеко во Вселенную, а запутавшиеся в них осколки первородного яйца становились звёздами и планетами, искрясь и переливаясь, словно бриллианты на шёлковой подушке.
Тело второго существа было более сильным и не менее восхитительным. Гладкая горячая кожа отливала медью, в артериях пульсировала пламенная магма, перетекая в вены вязкой нефтью, а в глазах зияла выжженная земля. Длинные тёмные волосы заплетались в тонкие косички, опутывая необъятный космос, словно плетьми. Дыхание его было жарким и несло в себе смертельный огонь.
Совершенные близнецы долго изучали окружавшее их пространство. Первый беспрестанно вертелся, тянулся прекрасными руками к новообразовавшимся планетам. Второй же, опасаясь бесконечной пустоты и неизвестности, недовольно сдерживал порывы брата. Благо их объединяла прочная нить – пуповина, – по которой разрядами пробегали зеленоватые молнии.
«Посмотри, - посылал возбуждённые сигналы первый. – Как там интересно. Мы должны узнать больше»
«Посмотри, - отвечал ему второй, нахмурив брови. – Как там страшно. Мы должны оставаться на месте»
Однако белокожий близнец не разделял боязни своего огненного брата. И началась страшная битва двух великих существ. Они дрались, царапая нежную кожу острыми ногтями и получая удар за ударом. Они сплелись в схватке, но лишь для того, чтобы вскоре разлететься в разные стороны Вселенной. Сияющая пуповина разорвалась, дав им свободу друг от друга и возможность путешествовать по всему космосу. Пролитые из ран восемь капель ртутной и магматической крови превратились в гладкие бусины и образовали планеты.
Близнецы испугались. Теперь они не могли «говорить» друг с другом, не могли узнать мыслей друг друга, но гордо не сближались, предпочитая оставаться в надменном одиночестве. Им было нелегко. Как часто первый наблюдал за вторым, ловил его грустный взгляд, но так и не решился снова прикоснуться к такой родной жаркой коже.
Так и существовали они порознь, молча и высокомерно, обуреваемые бесконечной печалью.
Тот, кто так неистово жаждал свободы, улетел к звёздам и стал Небом. Тот, кто предпочитал не покидать изученное пространство, стал Землёй.
«Вернись ко мне, чтобы жить в покое!» - призывал Земля.
«Что мне твой покой, когда есть далёкие и неизведанные миры в уголках нашей Вселенной? Вернись ко мне, чтобы жить в движении» - отвечал ему Небо, брал в руки случайно попавшую в руки маленькую планету и швырял её в брата.
Так прошло несколько миллионов лет.
Земля тянул к Небу свои пальцы-деревья, чтобы оцарапать и доказать свою правоту, чтобы приковать к себе и заставить быть рядом. Небо, в свою очередь, нагонял ураганы и обжигал молниями, выдирающие с корнем и сжигающие дотла могучие растения, чтобы показать Земле, что значит вольно летать.
Земля тянул к Небу свои пальцы-деревья, чтобы оцарапать и доказать свою правоту, чтобы приковать к себе и заставить быть рядом. Небо, в свою очередь, нагонял ураганы и обжигал молниями, выдирающие с корнем и сжигающие дотла могучие растения, чтобы показать Земле, что значит вольно летать.
Защищая безупречную бронзовую кожу, тело Земли стало покрываться глянцевыми листьями и густыми травами сочно зелёного цвета, какого не видели ещё обитатели вели-кого космоса. Даже Небо залюбовался такой красотой и стал чаще заглядываться на брата, освещая его своим ярким взглядом-солнцем. Обласканные тёплым светом, травы стали превращаться в цветы, одаривая Вселенную новыми красками. Красные тюльпаны и сиреневые фиалки, белые жасмины и чайные розы, оранжевые герберы и голубые гиацинты – всё это великолепие не могло не тронуть ледяное сердце Неба. А цветочные и фруктовые ароматы, приносимые тёплыми летними ветрами, просто сводили его с ума.
Долго-долго свободолюбивый близнец взирал глазами-солнцами на роскошные растения, каждый раз удивляясь игре красок, каких не существовало нигде, кроме этого удивительного мира. Земля был счастлив, подпитывая растения изнутри и надеясь, что брат больше не покинет его. Но от горячих солнечных лучей цветы стали сохнуть, блестящие нефритовые листья желтеть и опадать. Земля хмурился. Грусть волной застилала его горячее сердце. Он боялся, что Небо снова отвернётся и улетит к своим галактикам. Земля увядал вместе с природой.
И тогда Небо, увидев это, раскаялся. Он обнял своего близнеца и заплакал: долгие осенние дожди пролились на уставшую почву, образовались ручьи и реки, мягко огибающие высыхающее тело Земли. Шли ливни, но цветы не возрождались. Прощально взглянув на Небо и прошептав последними осенними листьями «Прости», Земля умер.
Ещё долго метался Небо, разрывая в клочья тучи, метая гром и молнии, пытаясь электрическими разрядами пробудить брата к жизни. Солёные небесные слёзы нескончаемым потоком неслись вниз, оставаясь в невидимых огромному глазу впадинках, омывая остывающее тело чистой водой.
Но слёзы высохли. Небо укутал белым снежным саваном умершего Землю и ласково прижал к себе.
«Никогда тебя не покину»
Он закрыл глаза, веки его почернели от долгих слёз. Тёмные пряди с заблудившимися звёздами наполовину скрыли бледное лицо. Никто не смел беспокоить его, и даже сами светила умерили своё интенсивное сияние.
Но вот однажды Небо всё же решило взглянуть на мир. Из глаз сквозь мягкие тёмные ресницы вновь пролились солнечные лучи. Они нечаянно разрезали белоснежный саван, и в прорезях показались маленькие зелёные ростки нежных подснежников. Увидел Небо, что Земля вовсе не мёртв, а просто спит крепким сном. Стал он тормошить Землю, ругаясь и радуясь за брата, прогоняя из сердца всю скорбь и боль, согревая ему замёрзшие руки и ноги своим тёплым светом и любовью.
Да, именно любовь объединила братьев, заставив гордость уйти. Она стала новой пуповиной, соединяющей две настолько разные, но столь одинаковые сущности. Она дала начало новому периоду в жизни Вселенной, наделив её чувствами, отличными от гнева и грусти.
Небо по-прежнему был свободен в своих действиях. Но Земля терпеливо ждал его возвращения, укрытый белым снежным покрывалом, а Небо всегда возвращался, чтобы разбудить близнеца от холодного сна, обогреть и вместе вырастить новые прекрасные цветы»
- А Вы романтик, - пробормотал Габриэль, подпирая щёку рукой.
- Почему Вы так думаете? – удивлённо поднял брови рассказчик.
- «Любовь – основа всего» судя по Вашему рассказу.
- Да, это так, - кивнул незнакомец. – Но позвольте мне продолжить, и я Вам расскажу, как она проявлялась у Близнецов, - он хитро подмигнул, набрал в лёгкие воздуха и заговорил:
« - Ну, как, выспался? – протянул Небо, слегка сдвинув брови и разглядывая на пальце очередное кольцо. Массивный перстень как-то уж очень порочно охватывал палец, а камень звезда сиял ярче прежних его приобретений.
- Ага, - зевая, ответил Земля. – Скучал по мне?
Небо отчего-то смутился, и на щеках его появился едва заметный румянец, похожий на нежные лепестки роз, что недавно расцвели в садах Земли.
Путешествуя по разным мирам, он вдруг ощутил непонятные новые чувства к своему близнецу. Будто что-то внутри его ледяного тела воспламенилось и требовало объятий и прикосновений, а, может, движения... Небо поспешил рассказать об этом брату, нервно перебирая перстень, то и дело снимая его с тонкого пальца и надевая назад.
Земля искренне пытался вникнуть в слова своего странного близнеца, но постоянно отвлекался на эти незамысловатые движения, теряя нить разговора. В какой-то момент он резко сжал холодный палец в своей горячей ладони.
- Прекрати, - пристально глядя прямо в глаза, произнёс Земля.
- Что? – словно вынырнув из собственного водопада слов, произнёс Небо. Две глубокие бездны заворожили его, жаркое дыхание и огненная кожа были так близко, что Небо поддался какому-то внутреннему голосу и лизнул сухие губы близнеца. Тот, после секундного замешательства, рванулся вперёд, и братья слились в долгом поцелуе, первом, неумелом, но таком страстном.
В последующие встречи близнецы каждый раз практиковались, ощущая нарастающее желание. Небу нравилось, когда Земля вылизывал его рот своим пламенным языком, снова и снова согревая пальцами мраморную кожу. Исследуя друг друга, они открывали новые ласки, наслаждаясь каждой до сладкого изнеможения.
- Я хочу попробовать кое-что ещё, - горячо шептал на ухо Земля, играя пальцами с твёрдыми бусинками сосков. – Иначе, как мне кажется, моё сердце разорвётся.
- Что же? – закатывая глаза от удовольствия, выдыхал Небо.
- Ты никогда не думал, зачем нам это? – пальцы пробежались где-то внизу, заставляя тело содрогнуться.
- Нет. Не мешает, и ладно, - хихикнул близнец, и положив ладонь сверху. – Но мне нравится, когда ты гладишь «это».
Но лицо Земли было серьёзным и решительным, что даже слегка испугало. Он вдруг дрожащими руками провёл между ног брата, заставляя того откинуться назад… Вскоре они слились, как единый организм, и это заставило их обоих замереть и прислушаться к своим ощущениям.
- Продолжай, - сорвалось с губ Неба, но Земля непонимающее смотрел на него, казалось, затуманенными глазами. И тогда он толкнулся бёдрами вперёд, отчаянно зашипев от нахлынувшей волны нервных импульсов.
Столь совершенно танца мир никогда не видел. В плавных движениях чувствовалась и мощь этих сверхсуществ, и нежность, характерная только для них. Звёзды в волосах Неба засверкали ярче, чем прежде. Капельки пота, бегущие по идеальным торсам испарялись, превращаясь в облака. Тишину, царившую в космосе, разрывали крики и стоны любви и взаимного наслаждения. Так продолжалось до тех пор, пока по их телам не пробежала судорога, и в черноту огромной Вселенной не пролилась тоненькая жемчужная струйка, названная впоследствии Млечный Путь»
- Господи, что за ерунда! – выпалил Габриэль, не сдержавшись, но тут же смутился. Парень смотрел на него с выражением удивления и весёлости. На секунду даже показа-лось, что на его щеках горит тёплый румянец.
Габриэль подскочил с места и, пробормотав что-то типа извинений и обещания вер-нуться через пять минут, скрылся в направлении туалета.
Руки дрожали, зеркало отражало чрезвычайно взволнованное лицо молодого человека. Включив воду, он начал щедрыми пригоршнями плескать её в лицо.
Кто этот незнакомец, и почему он рассказывает такие истории ему, несчастному пассажиру, который мучается бессонницей? Яйцо, близнецы, совокупление Земли и Неба, Млечный Путь… Интересно, от чего появляются такие галлюцинации? Травка, может, какая особенная… Надо будет спросить. На сумасшедшего парень вроде не похож. Или похож?
Конечно, не вежливо было так подрываться и убегать. Почему-то хотелось вернуться на место и… поговорить с парнем, задать ему пару вопросов. Развлечений до посадки никаких, сон предательски не шёл. Почему бы не послушать сказку?
Парень по-прежнему сидел там, откуда сбежал Габриэль. Казалось, он задремал, подняв повыше воротник куртки и натянув кепку. Но как только Габриэль устроился в своём кресле, незнакомец оживился.
- Вы хотите что-то спросить? – приветливо улыбаясь, спросил он.
- М… - «что Вы курите?» пронеслось в голове, но Габриэль произнёс. - Вы говори-те, что и Небо, и Земля имеют человеческое тело, человеческие желания…
Рассказчик кивнул.
- Но ведь наша планета круглая…
- С чего Вы взяли? – спокойно спросил парень.
- Ну, как же… Это знают все: атласы, учебники, снимки из космоса…
- Вы там были? – незнакомец обвёл глазами пространство, намекая на космос. – Вы своими глазами видели, что круглая?
- Нет, но…
- Не верьте людям.
- Ха, я должен верить Вам и Вашей бредовой легенде? Близнецы… А как тогда появилась жизнь в этом мире?
- О, это было очень интересно! – парень оживился. – Позвольте я расскажу?
Габриэль пожал плечами, со вздохом скептика кивнул и приготовился слушать.
«В перерывах между встречами с Небом, Земля скучал. Он по обыкновению выращивал различные растения, чтобы похвастаться ими перед братом. Особенно ему нравились фруктовые деревья, цветущие бело-розовой пеной в его садах. А ещё душистые круглые яблоки, срывающиеся с веток в мягкую зелёную траву. Даже сам процесс гниения плода вызывал неподдельный интерес у Земли. Но так продолжалось недолго.
В одну из одиноких ночей, наблюдая за тем, как выстраиваются в линию ближайшие планеты, у Земли возникла идея. Он решил создать уменьшенную копию своего любимого брата, которая никогда не сможет улететь от него. А, может, станет жить в его садах и помогать ему.
Земля складывал травинки, но те недостаточно сохраняли форму. Помня о холодном теле близнеца, он стал высекать фигурку изо льда, но тот плавился под его пальцами, превращаясь в журчащие ручейки.
И вот однажды он нашёл глину – мягкий пластичный материал, смесь камня и воды, способный принимать любую форму, не боящийся его горячих рук. Земля трудился долго, кропотливо работая над каждым сантиметром, нежно поглаживая пальцами тело.
- Это что такое? – строгий голос Неба настолько испугал Землю, что он чуть не выронил своё творение из рук.
- Че-ло-век, - по слогам произнёс Земля, рассматривая глиняную статую с расстояния. Она действительно оказалась похожа на его брата как две капли воды, только кожа была темнее и пористее безупречной голубовато-белой.
- Двигается? – взяв в руки человека, спросил Небо. Земля отрицательно покачал головой. Ледяные пальцы ощупали хрупкое создание, очерчивая каждый изгиб, изучая текстуру и теплоту поверхности, которую фигурка впитала от Земли. Он медленно поднёс её к губам и подул в рот творению. Оно резко дёрнулось и заморгало глазами.
- Че-ло-век, - повторил Небо, следя за тем, как маленькое ожившее существо пытается подняться на ноги и снова падает.
Первый человек был истинным сыном Земли и Неба. Созданный из глины, из камня, он не мог подняться в воздух и воспарить, как его родители, человека тянуло к поверхности. Он видел своих создателей, говорил с ними, ибо они научили его своему языку.
- Ты сделан из плоти моей, из слёз и дыхания небесного, - говорил ему Земля.
- Но зачем я? – вопрошал человек, взирая карими глазами на великолепные луга и леса.
- Чтобы помогать мне, - немного помедлив, отвечал Земля.
Узнав историю своего создания, человек сам стал мастерить фигурки из глины. Различной формы, разного цвета, он приносил их Небу.
- Оживи!
И Небо, разглядев очередную игрушку, которая напоминала или тигра, или медведя, иди крысу, смеялся и вдыхал в неё жизнь.
Родители радовались своему сыну. В душу Земли закрались смутные сомнения, когда очередная игрушка съела более мелкую, но он отогнал их от себя. «Чем бы дитя не тешилось» - думал он.
Но оно плакало. Долгими ночами разносился по долине плач человека.
- Вы прекрасны, мои создатели, но я один. Звери мои не говорят, не думают, не понимают. Мне очень одиноко. Ах, если бы вы подарили мне такого же, как я. О, как же это тяжело, быть одному.
Земля очень сочувствовал своему сыну – ведь то же самое пережил и он в разлуке с Небом много миллионов лет назад. Тянущее чувство, отдающее болью в сердце и приводящее в отчаяние. И тогда Земля вылепил из куска глины такого же человека, а Небо по-дарило ему дыхание. Первый человек во все глаза следил за созданием своего глиняного брата. Они были похожи так, словно один смотрится в гладкую поверхность пруда ясным солнечным утром.
Теперь дети творили мир вместе. Они придумали рыб, чтобы любоваться перелива-ми блестящей чешуи в речном озере; они придумали овец – зверей, похожих на косматые облака; они придумали даже птиц, из пыли и ярких георгинов, – животных, которые смогли оторваться от камней и песка.
Небо радовался и хлопал в ладоши при виде новых игрушек своих детей. Он даже помог сконструировать птице крылья и хвост, чтобы та смогла летать, не останавливаясь.
Вскоре, когда мир был населён различными существами, людям надоело заниматься этим делом. Надо сказать, что, наблюдая за Небом и Землёй, они открыли для себя удовольствие, в том виде, как это происходило у их родителей. Да, первые люди любили друг друга самой чистой и чувственной любовью – уж родители постарались вложить в них это. Земля и Небо часто наблюдали за ними с любопытством и некоторым удивлением – их сыновья были очень изобретательны.
Но однажды дети принесли Небу нечто необычное. Родитель взял в руки фигурку и долго разглядывал прежде, чем принять решение. Земля, нахмурившись и сложив руки на груди, молчал, не находя объективных причин отказать или уничтожить творение - растереть между пальцев, и дело с концом.
Обоих близнецов смущал тот факт, что фигурка была похожа на их детей, но в то же время отличалась. Чуть меньше ростом, с более округлыми формами - грудь занимала целую ладонь. У создания отсутствовало то, что доставляло наибольшее блаженство, вместо него дети сделали отверстие. Объяснение, которое дали сыновья, заставили Небо смутиться и даже покраснеть.
Пожав плечами и взглянув в ещё мёртвые глаза фигурки, родитель несмело вдохнул в неё жизнь.
Существо было странным. Оно выполняло просьбы и прихоти старших, но как будто думало иначе. Однажды Земля застал женщину – так стали называть её первые дети - внимательно наблюдающей за тем, как леопард поедает газель. Большая кошка не убежала и не напала, когда женщина подошла к жертве и обмакнула пальцы в густую кровь, чтобы поднести к губам. То, что ощутила она, было подобно чувственному наслаждению. Женщина тут же набросилась, подобно леопарду, на тёплое мясо и стала рвать его зубами. А сняв шкуру убитой газели, обернула её вокруг себя.
Невыносимая боль пронзила сердце Земли. Женщина научилась есть и научила этому первых сыновей. Они охотились и убивали свои же творения.
Однако Небо любил эту дочь. Ему нравилось наблюдать, как та рисует на скалах цветы и звёзды, его глаза-солнца и бледное лицо-луну. Он рассказал ей о том, как выглядит Вселенная, что видел в своих странствиях, а она улыбалась и рисовала: огромное яйцо, из которого появились совершенные близнецы.
Так продолжалось много лет, пока в теле дочери не зародилась жизнь. Небо и Земля не хотели появления нового существа на свет, поэтому всячески удерживали его от рождения. Но женщина была терпелива. Она ждала и в страшных мучениях родила маленько-го человечка.
- Нам больше не нужно обращаться к Небу, - выкрикнула она своим братьям, мокрые от слёз глаза блестели безумием. – Больше не нужно возиться в грязи, - шептала она, прижимая к груди младенца.
Небо метал гром и молнии, обрушивал ураганы и ливни на спрятавшихся в пещере людей – так ему было обидно человеческое пренебрежение:
- Как они могли? Ты только подумай: мы им больше не нужны! Ненавижу их! Это всё твоя дурацкая идея с человеком! – вышагивал Небо из стороны в сторону, то и дело комкая серую тучу.
- Нечего меня обвинять, ты тоже виноват! Мог бы оставить их мёртвыми, как камни! Полюбуйся: теперь они сами могут создать и оживить себе подобных.
- Я их уничтожу! Всей своей мощью. Небо обрушится на их глупые головы!
- Оставь их. Мы ничего не можем сделать, - Земле было жалко своих детей, и жалость побеждала в нём обиду.
Небо успокоилось, но больше они не показывались людям никогда в том обличье, в котором пребывали. Дождь стёр рисунки, люди стали забывать своих создателей, объединяя столь похожих близнецов в единое божество.
Небесное дыхание, переданное женщине и мужчинам, передавалось теперь их детям, сокращая жизнь ровно наполовину и так далее.
И только самый первый человек, тот, на ком и начался этот сумасшедший эксперимент, просил у Неба и Земли прощения. Женщина была удобнее, и брат его забыл. Женщина была жестокой, а человек любил природу. Она была прекрасна, но не настолько, чтобы затмить в его душе образ Земли и Неба…
А ещё она отобрала у него брата. Того, кого он долгими молитвами выпросил у создателей. Она подчинила себе мужчину и запретила ему прикасаться к другим мужчинам.
А запреты порождали смятение в душах людей, и вскоре началась страшная эпоха кровопролитных войн…»
Рассказчик замолчал. Выйдя из некоторого оцепенения, Габриэль спросил охрипшим голосом:
- Так Вы ненавидите женщин? – он пытался придать фразе иронии, но получилось слишком скомкано. Собеседник посмотрел на него печальными карими глазами:
- Нет, никогда. Женщины переняли дар рождения новой жизни, эти существа священны. Нельзя винить первую дочь в её деяниях. Она поддавалась инстинктам, вложенным в неё неосторожными создателями.
- Поэтому Земля и Небо её не уничтожили?
Парень кивнул.
- Он, первый человек, надеялся вернуть благословение Близнецов, хотя бы простую возможность общения с ними. Лёжа под ночным бархатным куполом ночи на ложе из цветов, сын молился им, умоляя простить и вернуться. Больше всего, конечно, его напугала смерть. Прежде они не знали этого явления и решили, что такова воля Земли и Неба. Появился ужасный обычай похорон – люди считали, что таким образом отдают тело одному из создателей, а душа улетает ко второму.
На самом же деле душа представляла собой не что иное, как небесное дыхание, раз-делённое между первыми детьми. И по мере размножение разделялась и единая душа.
- То есть если кто-то рождался, то кто-то должен был умереть?
- Естественный процесс предполагал: чем больше людей, тем раздробленнее небесное дыхание, тем короче жизнь. Поэтому приходится поддерживать баланс, - рассказчик развёл руками, - Такое положение вещей существует и по сей день.
Габриэль похолодел. Мысли о жизни и смерти, о смысле бытия, о начале всех начал интересовали его только в части общих сведений. Он не любил рассуждать об этом, точнее, никогда не пробовал.
- И, да, то же касается и внешней красоты, - вывел его из мыслей голос нового знакомого. - Первые люди были невообразимо прекрасны, подобно своим родителям. Но я продолжу. В какой-то момент Небо и Земля поняли, что могут обращать свои совершенные души в миниатюрные человеческие тела…
«Это было поистине интересное открытие. В то время первые дети уже умерли, а придания о двух Близнецах, как говорили греки, канули в Лету. Небо, как всегда страстный приверженец экспериментов, решил пожить с людьми в человеческом теле. Он рос в человеческой семье, одевался в человеческие одежды, хотя всегда считал, что обнажённое тело слишком прекрасно, чтобы его скрывать.
Наблюдая за жизнью людей, Небо, в своём новом обличье, не мог смириться с людскими страданиями, и всё-таки применил свои силы, чем привлёк внимание многих смертных.
Земля был всегда рядом, но вёл себя намного скромнее. Прикрыв тело просторной туникой и низко натянув широкий капюшон, он тенью бродил среди зрителей удивительных чудес, некоторые из которых даже превратились в последователей.
- Что ты делаешь? Ты хочешь, чтобы они узнали тайну мироздания? И что от этого будет? Чего ты добиваешься? – шипел Земля близнецу в одном из тёмных переулков грязного города.
- Я хотел понять их мотивы, помочь им осознать, что войны и бойни – это плохо и отвратительно, я хотел…
- Чтобы они снова жили по законам Любви? Очнись, они слишком далеко ушли от нас. Если в их сердцах и есть маленькие фитили этого чувства, то некому их зажечь.
- Дай мне попробовать, - умолял Небо с блеском в глазах. – Я очищу их души от крови, стану огнём в их сердцах, чтобы эти свечки опять теплились в их телах.
Но он не выдержал. В тщетных попытках создать новое учение, он не мог подобрать правильных слов, приходилось прибегать к силе чудес. Это удручало. Ещё более огорчали его продолжающиеся кровопролитные войны, неуважение к природной красоте мира и ненависть, заполнившая души людей, словно пустые сосуды.
Не выдержав, Небо упросил одного из своих учеников предать его – оставалась малая надежда, что таким образом он привлечёт к себе больше внимания, и когда-нибудь его поймут.
Испытав на себе всю силу человеческой жестокости, его смертное тело умерло. Религия, выросшая на его собственном учении, разочаровала Небо. С тех пор он больше не решался стать человеком – слишком много ошибок он совершил.
- А я предупреждал! – глядя на воинственную армию тевтонских рыцарей, ворчал Земля.
- Ну, я же не специально, - отчаянно вздыхал Небо, уронив голову на грудь. – Хотел как лучше. Может, они когда-нибудь поймут?
Но не стоит думать, что, ни Небо, ни Земля, не вмешиваются в жизнь человечества. Когда их что-то особенно раздражает и вызывает ярость, они устраивают смертоносные ураганы и землетрясения. Правда, всегда жалеют об этом, как только гнев стихий сходит на нет… Они слишком любят своих детей, чтобы разрушить этот мир окончательно»
- То есть апокалипсиса не будет? – не выдержав, спросил Габриэль.
- Нет, - улыбнулся рассказчик. – По крайней мере, глобального… Ох, смотрите-ка, светлеет. Мы, должно быть, скоро пойдём на посадку.
Габриэль обернулся, чтобы заглянуть в окошко иллюминатора. Небо действительно начало светлеть нежно-розовыми и голубыми красками. Уже погасли звёзды и поднималось золотистое солнце. Мари наверняка ещё спит в своей кроватке, обняв любимого плюшевого медведя. Она назвала его Габи, в честь брата. Тут молодого человека осенило, что он не знает имени своего попутчика.
- Я хотел спросить…
Но на соседнем кресле никого не было, кроме ярких лучиков, проникающих в салон сквозь иллюминатор. На сидении лежала та самая книга, названием вниз.

- Ну, и зачем ты ему всё рассказал?
Они сидели на огромной крыше аэропорта Луи Армстронг, наслаждаясь восходящим солнцем и наблюдая, как из белого авиалайнера выходят пассажиры. Небо пожал плечами, поднялся и шагнул к самому краю конструкции. На нём была всё та же чёрная куртка и кепка, надвинутая на брови.
- Хотел проверить, насколько люди восприимчивы. Он всё равно мне не поверил.
- Ну, ещё бы, - усмехнулся Земля, застёгивая молнию белой толстовки до самого горла. – Разучились. Ты сам-то веришь?
Небо не ответил.
- Я думал, он вспомнит. Архангел Гавриил. Но нет, ни даже проблеска памяти, - он с грустью посмотрел на маленькую фигурку Габриэля, прикрывающегося рукой от слепящего солнечного света.
- Эх, ладно, - протянул Земля, вставая и протягивая брату руку. – Может, они когда-нибудь поймут?
Они шли, навстречу рассвету. Взявшись за руки, лёд и пламень, Небо и Земля, прекрасные сверхсущества – создатели нашего мира. Широко шагая и поднимаясь в великий и бескрайний космос, чтобы присматривать оттуда за своими детьми: Небо, в волосах которого запутались созвездия, и Земля, в руках которого росло бестолковое человечество.

Тёплый вечер заливал весь город ярко-алым соком заката. Тёмное море, когда-то разрушившее город, спокойно урчало прибоем, словно послушный, но опасный зверь. Прохладный бриз трепал непослушные рыжие кудри и нашёптывал что-то о своих странствиях.
Габриэль любил вечернее море, каждый раз разное. У самого горизонта оно будто вытекало за кромку, шипя и пенять от горячего солнца. Он часто бывал здесь, в уютном кафе на набережной, чтобы взять бокал белого вина и полюбоваться этой красотой.
Однако мысли его постоянно возвращались к разговорчивому пассажиру, к его бредовой сказке и идее главенства любви в нашем мире. Такая наивность вызывала и жалость, и слабую тоску в сердце. Бедный парень, всё-таки надо было ему посоветовать сходить к психологу.
Тем временем от созерцания гладких волн Габриэля отвлекло мерцающее изображение телевизора. Хозяйка кафе держала его для новостей и футбольных матчей.
Но сейчас на экране проносились синие вспышки, пронзающие чёрный фон. «Космос» - мелькнуло в голове Габриэля. Но это были кадры с концерта. Высокий певец, одетый в сверкающие доспехи, бегал по сцене, подбадривая зал и двигаясь в такт электронным мелодиям. За ним виднелось огромное стальное яйцо, разрываемое голубым лазарным лучом. Приглядевшись, Габриэль едва не поперхнулся вином. Напиток терпко раз-лился по горлу, сбивая дыхание.
- Вам помочь? – темнокожая официантка озабоченно посмотрела на Габриэля. Проследив его пристальный взгляд, она широко улыбнулась и воскликнула. – Я без ума от них! Он просто Бог.
Но молодой человек уже бежал в ближайший музыкальный магазин, на ходу записывая в блокнот название группы: «Tokio Hotel»

Конец

@темы: Tokio Hotel, сказки

---

Воскресенье. Это повлияло на всех наших работников))) В принципе, никто не ругался и ничего не требовал - народ спит после праздников, не понимая, что рабочая неделя началась. На консультации с юристом мне мерещился МорМор
Универ. Полон студентов, но на пары пришли мы вдвоём. и АН. В разрезе патентного права рассказывал нам про вот такие штуки:

подводные крылья.

Тактильно сравниваю его и Эндрю. Тоже ведь Андрей. Ни того, ни другого не знаю плюс разность менталитета, но отсутствие какой-либо научной базы позволяет мне заниматься самодеятельностью)))
Как мне кажется, прикол в разности звукового акцента. Э - буква более наполненная/напоминающая чашу (возможно, пустая, либо там нечто густое - сироп, смола, ликёр). Звук оттягивает на себя внимание будучи под ударением, без, забыла как грамотно, подборки в виде й, он расширен, как если бы вести смычок по струнам всей длиной. Чаша.
В русском варианте имени удар приходится на похожий звук - Е, но он меньше, ехиднее, потому что: 1) стоит между согласных; 2) скомкан Й; 3) впереди весьма сильная Р. звук не запатает глубоко в горло - остаётся улыбкой на губах, слегка приправленный привередливостью)))
И фамилии. У нашего преподавателя фамилия-почти-калька: Костецкий. Мне всегда это не давало покоя. И снова: там О, здесь Е, стёганные со всех сторон. Правда, последняя прижата губами/языком больше. Думаю, это в некоторой степени влияет на поведение.
Оба увлечены своей работой - это радует))))

* * *
чтоб я ещё раз пошла на чёрный форум в темы - никахда!

@темы: learn, Tokio Hotel, Andrew Scott, labour

---

*good night

Сладких снов, honeys
и пусть вам снятся любимые мужчины

запись создана: 04.03.2012 в 01:16

@темы: Benedict Cumberbatch, Andrew Scott, il fait nuit, tumblr.com

---

у меня синдром Ванечки Лаевского. Посему

Вопрос: Вы любите город, в котором живёте?

1. да		19	(59.38%)
2. нет		8	(25%)
3. нет и собираюсь переехать		5	(15.63%)
Всего:		32

---

*опасный метод

я не собиралась его смотреть. Точнее, собиралась, но не сейчас
Поскольку я очень эгоист и всё рассмотренное меряю на себя - больно в начале.
Кира так кричала, что хотелось забиться в угол. Боюсь криков.
Кира шикарна. Я давно убеждена и люблю её в английских лентах)

И - о, герр Фассбендер, я Вами очарована (и Вашей талией). Не смейте в Штаты, Михаэль, они губительны!

Вигго Мортенсен... вне всяких. Эти глаза... и как ему можно не верить?

Понравился их дуэт, растворяет. Вообще люблю мужчин, изрекающих умные и понятные вещи, так свободно говорящие, так красиво увлечённые своими идеями.

Я довольно слабо знакома с Юнгом и Фрейдом. У первого меня некогда привлекала теория архетипов в маркетинговом аспекте (брендинг), второй... читала пару раз общие сведения. Поэтому правдивость фильма не может вызвать несогласия) Высказанные теории - привлекательны. Насчёт того, может ли весь мир висеть на одном гвозде - спорно. Сейчас я бы сказала, что может

@темы: фильмы, tumblr.com

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

*welcome

 life on Mars?, привет)
у тебя необычный дневник...
что привело?))) по-моему, так:

@темы: Benedict Cumberbatch, honeys, tumblr.com, would you like a cup of tea?

---

*спатьспатьспать

@темы: Benedict Cumberbatch, tumblr.com

---

*

и ещё раз про жён к вот тому посту, я настаиваю
утащено у  Benedict in love. и тоже Оливия

@темы: Andrew Scott, Chasing Cotards, Olivia Grant, tumblr.com

---

*НВ

День почти завершился (дело в разнице часовых поясов), и мне хочется ещё раз сказать: С Днём Рождения ,Шен)))
и я хочу сделать признание)))))))

Мы знакомы совсем недавно, у нас сложные отношения))) К Шеннону я пришла, наверное, позже всех, хотя полюбила сразу. Он удивительный, странный
Когда-то я думала, что старший Лето самый приземлённый из троих: он напоминает мне закрытую печь - адово пламя внутри, бьющееся в каменные стенки, такое тёмное, почти текучее.
В нём нет искр и вспышек брата, в нём нет уютно-согревающего огонька Томо.
В нём есть страсть
Не даром же он - животное. В лучшем смысле)))
Шеннон, скажем так, не мужчина моей мечты)))))))))) ай мин - типаж.
И самое странное ( поскольку жив во мне тот фикрайтер, который не может умереть тихо): мне интересно его писать, его, такого живого - вампиром. Сущность Шеннона - ночь, город - Нью-Йорк
Шеннон иногда выбешивает, иногда беспредельно нравится
Я хочу и желаю ему детей. Всю ту энергию, которая содержится в этом потрясающем мужчине, нужно перелить, по кр. мере, в два сосуда)))
И счастья, тебе и будущей семье

запись создана: 09.03.2012 в 12:37

@темы: 30 seconds to Mars

---

*просительный пост

Товарищи! посоветуйте мне хороший фильм с:
1) Бенедиктом;
2) Мартином;
3) Марком;
4) Ларой;
5) Джаредом

а ещё красивой музыки со скрипкой

ммм?

@темы: фильмы

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

*gangster №1

забыла сказать. посмотрела я Гангстер №1
Знаете, есть фильмы никакие. Есть фильмы для души. А есть для глаз - это вот такое))))
под руководством МакГигана Беттани носит костюмы (боже, это кинк - Пол в костюмах. хочу целого! как же он это делает), ест, пьёт, грязно ругается и купается в крови, подставляя собственного босса

- а ты симпатичный!
- симпатичный?! да я принц!

от взгляда Беттани люди теряют сознание и бьются в истерике

а в целом - это ужас Беттани меня всё больше разочаровывает...
возникла, однако, мысль в связи с его возможным Моранством - он мог бы и пристрелить Мориарти, пустить ему пулю в затылок, пока тот игрался с пистолетом и пихал его в рот

вердикт:">

@темы: фильмы, Paul Bettany

---

*from yesterday

сегодня вспомнилось нечто потрясающее. Неужели Ноосфера знаки подаёт?))) оно по-тря-са-ю-ще-е
ах, да. Шен, с Днём Рождения

@темы: 30 seconds to Mars