мини-зарисовка по ШХ. Совсем мини. "Скрипка"
17.10.2011 в 02:41
Пишет Selli:17.10.2011 в 01:12
Пишет YumiKoboyashy:Арт называется My muse is a fickle bitch. Красота!
href='www.diary.ru/~Liyusha/p168094934.htm'>URL записи
href='www.diary.ru/~Liyusha/p168094934.htm'>URL записи
URL записи
* * *
Шея – одно из самых уязвимых мест. Особенно когда руки, обнажённые до локтя, облеплены никотиновыми пластырями – в Лондоне совершенно негде курить. Воротник сливочной рубашки расстёгнут на две пуговицы так, что видно впадинку между ключиц, особенно на вдохе. Где-то рядом сонная артерия, в которой пульсирует насыщенная кровь.
Он берёт в руки смычок, который теперь кажется ему похожим на… скальпель. Музыканты и хирурги – одного типа, вопрос в выборе инструмента. Он думает об этом, поднося смычок к глотке человека, сидящего в широком кожаном кресле: не высокий, а длинный. Будто спит, но на расстоянии чувствуются натянутые внутри струны. Напряжение. Натяжение. Всё это порождает желание взрезать тишину не то звуками музыки, не то хлещущей кровью. Красные пыльные пятна в голове – из прошлого. Чёрное, белое, сливочное вокруг – из настоящего.
Смычок у шеи – коснулся нежной кожи и ползёт медленно вверх к горлу, на грани ласки и боли. Говорят, ревнивые боятся щекотки, а он лишь сглатывает, отчего у «скрипача» перехватывает дыхание: сердце повинуется движению кадыка – вниз и резко вверх. Резко вверх так, что смычок царапает подбородок.
Послушный – запрокидывает голову назад, рассыпая тёмные вьющиеся волосы. Приоткрывает губы с лёгким выдохом, словно курил, и распахивает колючие глаза. Общий взгляд, один на двоих, даже не считая разных плоскостей и положений.
– Джон, – говорит медленно, растягивая каждое слово на гласных, почти шёпотом и без всякого оттенка. – Ты мешаешь мне думать, – последняя буква отзвуком впадает в сознание, Джон тушит глаза.
И тут же убирает смычок и смущённо оправдывается. Глупо получилось.
– Я просто подумал… – Джон расхаживает по комнате, стучит смычком по ладони, разглядывает эту деревянную штучку и поджимает губы, будто собирается купить. – Ты вот уже третий час сидишь, не шевелясь… Хотя мы собирались…
– У меня дело, – снова закрывает глаза и погружается в никотиново-пластырную нирвану, будто это самое важное в жизни, задача, цель, миссия.
И выходя на улицу под противный лондонский дождь, Джон думает о том, что заменяет Шерлоку ту самую скрипку, которая нужна как присутствие, наличие чего-то, способного издавать звуки.
«…Назовите меня каким угодно инструментом, но играть на мне нельзя!» – вдруг всплывает в памяти и теряется, когда в теперь уже родном окне появляется знакомая длин-н-ная фигура.
Играй.
Шея – одно из самых уязвимых мест. Особенно когда руки, обнажённые до локтя, облеплены никотиновыми пластырями – в Лондоне совершенно негде курить. Воротник сливочной рубашки расстёгнут на две пуговицы так, что видно впадинку между ключиц, особенно на вдохе. Где-то рядом сонная артерия, в которой пульсирует насыщенная кровь.
Он берёт в руки смычок, который теперь кажется ему похожим на… скальпель. Музыканты и хирурги – одного типа, вопрос в выборе инструмента. Он думает об этом, поднося смычок к глотке человека, сидящего в широком кожаном кресле: не высокий, а длинный. Будто спит, но на расстоянии чувствуются натянутые внутри струны. Напряжение. Натяжение. Всё это порождает желание взрезать тишину не то звуками музыки, не то хлещущей кровью. Красные пыльные пятна в голове – из прошлого. Чёрное, белое, сливочное вокруг – из настоящего.
Смычок у шеи – коснулся нежной кожи и ползёт медленно вверх к горлу, на грани ласки и боли. Говорят, ревнивые боятся щекотки, а он лишь сглатывает, отчего у «скрипача» перехватывает дыхание: сердце повинуется движению кадыка – вниз и резко вверх. Резко вверх так, что смычок царапает подбородок.
Послушный – запрокидывает голову назад, рассыпая тёмные вьющиеся волосы. Приоткрывает губы с лёгким выдохом, словно курил, и распахивает колючие глаза. Общий взгляд, один на двоих, даже не считая разных плоскостей и положений.
– Джон, – говорит медленно, растягивая каждое слово на гласных, почти шёпотом и без всякого оттенка. – Ты мешаешь мне думать, – последняя буква отзвуком впадает в сознание, Джон тушит глаза.
И тут же убирает смычок и смущённо оправдывается. Глупо получилось.
– Я просто подумал… – Джон расхаживает по комнате, стучит смычком по ладони, разглядывает эту деревянную штучку и поджимает губы, будто собирается купить. – Ты вот уже третий час сидишь, не шевелясь… Хотя мы собирались…
– У меня дело, – снова закрывает глаза и погружается в никотиново-пластырную нирвану, будто это самое важное в жизни, задача, цель, миссия.
И выходя на улицу под противный лондонский дождь, Джон думает о том, что заменяет Шерлоку ту самую скрипку, которая нужна как присутствие, наличие чего-то, способного издавать звуки.
«…Назовите меня каким угодно инструментом, но играть на мне нельзя!» – вдруг всплывает в памяти и теряется, когда в теперь уже родном окне появляется знакомая длин-н-ная фигура.
Играй.