*вспомнить

[Dianelle]

своё, старенькое. мимо

~*~*~*~

– Лестат, ты меня бесишь!!! – Мариус нервно шагал из стороны в сторону по маленькой комнате-библиотеке в доме, расположенном в пригороде Марселя – штаб-квартира, как обозвал её Дэниел. Казалось, стеллажи с изданиями, один их вид, успокаивали его. Но стоящий в середине комнаты вампир выводил из себя настолько, что даже книги не помогали. В свете огромной и яркой ветвистой люстры, фолианты сверкали разномастными корешками. Да, Лестат любил вот такое вот блестящее. Мариус с трудом сдержался, чтобы не разгромить комнату. Взгляд его кобальтовых глаз на миг задержался на искусно выкованных из стекла лепестках люстры, и снова опустился ниже. Вампир шумно вдохнул.
Лестат нетерпеливо топтался на месте, цокал языком и закатывал глаза – в общем, всем своим видом показывал, насколько ему скучно и неинтересно, как надоели очередные нравоучения и, вообще, что вы все тут делаете? Он выглядел шикарно, впрочем, как и всегда. Удивительно, но что бы он ни надел, будь то футболка или рубашка, как сейчас, всё смотрелось идеально. Тёмно-синий цвет ткани красиво оттенял его серые глаза и золотистые волосы, подстриженные до кончиков мочек и в беспорядке расчёсанные на голове, которой тот беспрестанно вращал.
Массивная дубовая дверь неслышно отворилась, и в комнату вошли ещё двое вампиров. Мариус даже смягчился, наблюдая за своим бывшим учеником. Особенно его порадовала, и даже улыбнула, синяя клетчатая рубашка, небрежно надетая на футболку. Сейчас он как никогда походил на детей XXI века. Какой же милый мальчик!
– Арман! – Лестат наигранно раскрыл объятия. – И ты здесь! Тоже не терпится от меня избавиться?
Арман не ответил, злобно насупившись в углу комнаты. У него была своя цель, куда более прозаичная.
– Можно я пойду? – театрально заломив брови, протянул Лестат, умоляюще взирая на Маарет. Всё та же рыжеволосая близняшка со взглядом несчастной повелительницы. Та коротко взглянула на него и продолжила своё вечное занятие – вязание. У каждого свои приколы – подумал Лестат.
– Нет! – прикрикнул Мариус.
– Но я есть хочу!
– Неужели? Пока не объяснишь, что ты опять задумал, не уйдёшь! Ох, и почему ты не остался у своего дьявола?
– И не мечтай. Нет, а что я такого сделал-то? Или ты, как поклонник классики, невзлюбил современную литературу? Мариус, дай дорогу молодым.
– Замолчи!
– В твоих книгах, – подал голос Арман. – Слишком много… настоящего. Будто ты снова хочешь войны со смертными, открыть им, кто мы… Чего ты добиваешься?
– Я хочу всего лишь править миром, – улыбаясь, развёл руками Лестат.
Луи, до этого незаметно кусавший ногти в углу, взмолился:
– Одумайся.
– Да шучу я, не нервничайте.
Мариус продолжил поиск остатков лестатова разума, во многом, потому, что его раздражал не сам факт новой прихоти Лестата, а нарушения его такого оберегаемого личного пространства. Тот шумно вздыхал на каждое замечание, но молчал, периодически оборачиваясь – взгляд карих глаз выводил его из себя больше, чем расспросы о новой книге. Хотя, льстило. Всю свою жизнь он добивался внимания. И когда оказался самым младшим сыном в семье, и когда уже был вампиром. Но, никаких комплексов, не подумайте.
Он ухмыльнулся. Неожиданная гадкая идея посетила мозг в этой блондинистой голове и тут же воплотилась в поток образов, направленных в мариусово сознание. Амстердам – номер отеля – необыкновенное и невозможное зрелище – Арман и Дэниел в столь странном виде, что даже страшно такое воображать. Сладкие-сладкие пошлости. И вот уже великий и мудрый Мариус покусывает губы и не знает, что сказать.
– Иди уже – устало произнёс Мариус. Ну, кто бы сомневался! Он опёрся руками о стол, несколько светлых прядей упали на лицо. – Иди, я сказал, и успокой воображение!

Арман вышел на балкон и сел на каменные перила рядом с задумчивой горгульей. Они вместе посмотрели в чёрную французскую ночь и на французские звёзды. Куст жёлтых роз оплетал большую чашу серого камня, обнимая листьями и будто пытаясь впиться острыми шипами. Жёлтые лепестки бесстыдно касались пористого камня – этакий цветочный вампир с безусловно красивым лицом и ужасной сущностью. Жестокий. Рано или поздно роза уничтожит чашу в пыль… в прах…
Лестат подошёл сзади и дёрнул наушник:
– Ну, и что нынче слушает наша молодёжь? Ой, моя песня! Дать тебе автограф, мой бессмертный фанат?
Арман рассеяно посмотрел на нарушителя спокойствия. Злобы не было, ему нужно было кое-что узнать:
– Скажи, ты видел солнце, когда стал человеком… Какое оно?
– Хм… – вампир облокотился о перила спиной. – Обычное солнце. Горячее, яркое, рыжее на закате, похожее на раскалённое золото. По утрам холодное, ласкающее кожу и ослепляющее… Тебе зачем? Через триста лет я тоже забуду, как оно выглядит? О, Боже мой, что делать?!
– Прекрати, – сморщившись, проговорил Арман, но тут же расслабился. – Нет, мне просто снятся сны… о солнце, об утре, словно я человек…
– О, друг мой, задумаешь экспериментировать – я пас. И сообщи своему Мастеру, а то устроит допрос с пристрастием. В последнее время у него – Лестат покрутил пальцем у виска, – маразм.
Оба рассмеялись – Лестат своей же шутке, Арман – всплывшим воспоминаниям. А уже через секунду Лестат вскочил на перила и исчез.
«Я буду биться за солнце» – как-то многозначительно прозвучало в плеере. Арман встал на перила, как до этого Лестат – пора было уходить. Встречаться с остальными, а особенно с Мариусом, жутко не хотелось. В его взгляде бывший ученик видел только жалость, всеобъемлющую, виноватую. Чего он терпеть не мог. Однако…
– Амадео! – Мариус смотрел на него снизу вверх. Повисло молчание. Оба не знали, что сказать. Одному хотелось прижать к себе, объяснить, почему, другому – просто убежать подальше. Всё же Мариус нарушил затянувшуюся паузу – Куда ты теперь?
– В Париж, – просто ответил Арман, пожав плечами.
– Один?
Он кивнул, разглядывая кроссовки.
– Ничего не хочешь у меня спросить?
Арман мотнул головой. Сибель… Бенджи… а какой смысл? Но он всё-таки спросил.
– Не знаю, они ушли от меня.
– Понятно.
– Ну, иди…
Арман прыгнул в пропасть и скрылся в темноте. Старый вампир ещё долго всматривался в ночь, посеребрённые луной и светом дома кроны буковых деревьев. Ему хотелось что-то сказать, что-то доказать, добиться понимания. Да, чтобы Арман понял причины его поступков. Но теперь у каждого была своя правда…

@темы: вампиры, сказки

Comments

[Shantana.]

я своим глазам не поверила, когда внезапно, среди всей шерлокомании, обнаружила эту жемчужинку красота

[Dianelle]

Shantana., а мне сегодня стукнуло, я его просматривала)))
мне хочется поговорить о философской судьбе собственных персонажей и правильности их решений

[Shantana.]

Dianelle,
правильность их решений... правильность их решений.. правильность их решений..
где правильность, а где Лестат?!! оно даже рядом не стояло)))

[Dianelle]

Shantana., оно стояло! но не рядом! о чём я?

Весенняя Прага буквально утопала в белом ливне срываемых ветром лепестков. Стройные пражанки смеялись, когда на них налетала очередная белая волна, путаясь в волосах и складках юбок. Старушка ругала деревья за мусор на её пороге, кто-то жаловался на цветочную аллергию. В общем, весна вступила в свои полные права.
Арман вдохнул сладкого запаха улиц и улыбнулся. Он сидел на перилах маленького моста через какой-то приток Влтавы, прислонившись к сочно пахнущему дереву; к его ботинкам действительно прилипли белые лепестки не то яблонь, не то абрикосов. Он посмотрел на них, а потом снова поднял глаза и посмотрел на небо сквозь припорошенные цветом ветки на едва заметные звёзды. Эти светила всегда спрятаны от жителей большого города. Оттого ли, что светила гнушаются показываться слепым прохожим, а, может, не хотят соперничать с искусственным светом.
Всего несколько дней назад Маарет сняла с него оковы и выпустила из темницы. За всё это время они много говорили, женщина рассказывала ему о своей смертной и бессмертной жизни, весьма нудно, но звуки её голоса очень успокаивали его.
Приходил Мариус. Сидя рядом на холодном и сыром полу, пытался объясниться, донести свою правду, но Арману не хотелось говорить с ним – слишком много общего и сломанного было между учителем и учеником.
Однажды он привёл Сибель и Бенджи. Девушка плакала и обещала подарить ему какое-нибудь «бессмертное произведение», на что Арман впервые за многие месяцы смог улыбнуться. Бенджи держался чуть в стороне. Тогда, в номере парижского отеля, Арман увидел его именно глазами Габриэль, в которую мальчик был влюблён и почитал за образец подражания. Он говорил о Луи, который привёл к нему сестру, и теперь замаливает грехи Армана перед Господом.
– Ты знаешь, я этому всему не верю, – говорил мальчик, не решаясь, поднять глаза. – Но он одержим идеей хоть как-то тебе помочь, потому что не решается входить сюда, – Бенджи бросил короткий взгляд в сторону Маарет. Та безучастно вязала, делая вид, что ничего не слышит и не видит.
Арман тряхнул головой, словно сбрасывая эти воспоминания. Ему на колени с волос посыпались белые дождинки. Он стряхнул их в реку ко многим собратьям.
– Красиво, правда? – раздался над головой необычайно приятный мужской голос.
– Угу, похоже на взбитые сливки…
– …или упавшие облака.
– Тогда уже рухнувший на землю райский сад. Он так выглядит?
Лестат хмыкнул и прислонился к дереву спиной так же, как недавно Арман, посмотрев в небеса.
– Не помню, – беспечно проговорил он. – Они заставили меня многое забыть. Или всё придумать. Знаешь, как это бывает: чужие мысли, чужие образы…
– Вся наша реальность – чужие мысли и образы, чужое воображение, мечты, желания. Люди называют это эффектом визуализации, когда в мире воплощается то, что существует только в нашем разуме.
– Ты веришь? В то, что я плод твоего воображения.
– Нет, – просто ответил Арман.
– Почему?
– Я бы придумал тебя с менее длинным языком и… симпатичнее.
Оба звонко рассмеялись.
– Как ты? – успокоившись и став серьёзнее, спросил Лестат. Арман пожал плечами, но, поняв, что собеседник этого не увидит, ответил:
– Нормально.
– Прости меня.
Арман повернулся и впервые посмотрел на него.
– Что с тобой, Лестат? У тебя наконец-то появилась совесть?
– Может, я наконец-то решил измениться, – вдохновенно проговорил вампир. Арман закатил глаза и отвернулся:
– Что ты на этот раз задумал?
– Да есть тут одна идея… Арман, ты должен мне помочь!

[Shantana.]

Dianelle, мимими ^^ я залипла. на этом сказочном городе, где так сладко-дурманяще пахнет. как же я соскучилась по этой красоте когда ты словно не пишешь, а рисуешь мои любимые сказки спасибо золотце!

[Dianelle]

Shantana., не за что ведь когда-то я могла.. эх))))

[Shantana.]

Dianelle, есть за что!!!
эх, был когда то порох в пороховницах)))
ты и сейчас можешь просто увлечена другим, так сильно-сильно, что аж..сладу нет

[Dianelle]

Shantana., ты против? против этих бездонных карих и хрустально-голубых глаз? а какие голоса, а талант!
и у Скотта армановские глазищи *_* даже не так - армановский взгляд, таким, каким он мне видится)))

[Shantana.]

Dianelle,

[Dianelle]

Shantana., штоооо?

[Shantana.]

Dianelle, в моем прекрасном раю ЧУЖИЕ!

[Dianelle]

Shantana.,

о, вот этот свой кусок ещё люблю хД можно не читать, у меня вечер самолюбования хДД

~*~*~*~

…This hurricane's chasing us all underground…

Как только мягко-золотое солнце скрылось за горизонтом, зимний Париж окунулся в сиреневые сумерки, раскинувшиеся лиловым цветком над головами французов. Холодные каменные дома, уютно укутанные снегом, казались картонными декорациями, на фоне небесной бесконечности. Город готовился ко сну и ночным прогулкам. А ещё…
Габриэль принял душ и, вытирая медные волосы пушистым полотенцем, варил себе очередную чашку кофе.
– Привет!
Парень вздрогнул и повернул голову в сторону окна. Там, на широком подоконнике, на месте Армана, сидел весьма симпатичный молодой мужчина с длинными густыми светлыми волосами и пронзительными серо-фиалковыми глазами – такие вещи Габриэль, как фотограф, мог заметить и оценить сразу. Серое пальто, полосатый фиолетовый шарф делали гостя хрестоматийно приятным.
– Привет, – поздоровался Габриэль и продолжил следить за туркой.
– Ты даже не спросишь, как я вошёл, и как меня зовут?
– Когда я дома, дверь всегда открыта, – невозмутимо произнёс парень. – Вы, наверное, пришли насчёт фотографий…
– Меня зовут Лестат, я друг Армана. И у меня другая цель.
Габриэль удивлённо поднял брови и внимательно посмотрел на собеседника. Лестат подошёл ближе и протянул руку, чтобы погладить парня по щеке. Тот отшатнулся, нахмурившись:
– И зачем Вы пришли? Арман никогда не говорил о своих друзьях. Я, честно говоря, вообще сомневался, что они у него есть.
– Почему?
– Он такой… несколько холодный и подозрительный, а ещё хочет от отношений намного больше, чем дружбы.
– Ну, я думаю, это качество свойственно всем нам.
– Нам?
– Вампирам.
Кофе с шипением перелился из ёмкости на белоснежную плиту. Габриэль несколько раз моргнул, потом рассмеялся и пошёл за тряпкой.
– Что смешного?
– Я думал, он чем-то болен, поэтому ничего не говорит. А тут обнаружилось, что он из какой-то странной секты, – весело сказал парень. – Знаете, Вы ещё более странный, чем Ваш друг.
– Чем твой любовник, – тихо добавил Лестат.
– Да, – вмиг успокоившись, произнёс Габриэль и скользнул взглядом по губам собеседника. – Я продолжу с Вами разговор, если Вы дадите сделать мне несколько Ваших снимках, – он сделал маленький глоток тёмного напитка.
Лестат согласился, и уже через несколько минут позировал молодому фотографу.
– Габриэль, ты боишься умереть?
– Нет. Я боюсь старости. Ну, знаешь, морщин, обвисшей кожи. Боюсь момента, когда на моей голове не останется ни одного рыжего волоса, – он коротко засмеялся. – Боюсь, когда не смогу быстро ходить, и с каждым днём буду понимать, что скоро совсем не смогу наслаждаться жизнью. С каждым годом… Опусти чуть-чуть подбородок… Да, вот так… С каждым годом мне противнее смотреть на старых людей. Я даже перестал навещать бабушку с дедушкой. Это ужасно, я считаю. Разве нет? Тебе не страшно?
– Совсем нет, – улыбнулся Лестат. – Смог бы ты убивать каждый день, чтобы жить?
– Вроде как воровать чую-то жизнь? Не знаю. Если бы это гарантировало мне молодость. Как вампиры, да. В сказках они пьют кровь. Должно быть, это забавно.
– Габриэль, – Лестат поднялся с подушек, и близко подошёл к парню. – Я могу подарить тебе этот шанс.
Фотограф заворожено смотрел на него, словно потеряв ощущение реальности.
– Все умирают, – продолжил Лестат. – Это неизбежность, ураган, который затягивает нас под землю. Но можно восстать, каждую ночь просыпаться на протяжении вечности. Хочешь?
Он шептал, но в голове у Габриэля его голос раздавался настолько громко, что закладывало уши.
– Хочешь? – повторил Лестат. – Скажи, и ты навечно останешься таким…
– Хочу…
– Никогда не изменишься…
– Хочу…
– Громче!
– Хочу! Сделай это!
Лестат низко склонился и поцеловал тёплую нежную шею, пахнущую детским шампунем.

Сердце Армана бешено заколотилось, когда вампир приблизился к дому Габриэля. Что-то было не так, что-то, что мешало ему дышать и мыслить нормально. Он остановился, закрыл глаза и медленно вдохнул зимнего ночного воздуха. Прислушался. Он услышал, как бьётся сердце его возлюбленного, но слишком гулко, слишком медленно для человека. Арман сорвался с места и влетел в незапертую квартиру Габриэля.
В таких случаях люди говорят: «почва ушла из-под ног» или «небо рухнуло», а иногда «мир перевернулся перед глазами». Хотелось застонать, закрыть глаза и не увидеть, как его Габриэль, его любимый, его единственное солнце в мире тьмы, жадно пьёт кровь из запястья Лестата.
Арман подошёл ближе и присел на край кровати. В душе его была абсолютная пустота, такая, от которой невыносимо больно, но хочется, чтобы она там была. Лестат поднялся и уселся на любимый Арманом подоконник.
Габриэль лежал на полу, стеклянными глазами уставившись в потолок. Тёмная кровь постепенно меняла его: кожа приобрела лёгкий перламутровый оттенок, стёрлись веснушки, глаза больше напоминали коньячную вишню, а волосы приобретали сильный карминовый оттенок, теряя всю свою золотистую солнечность. В комнате раздавалось его шумное дыхание – видимо, новорождённый вампир боролся с муками смерти, которые тысячами острых игл пронзают каждую клеточку. И Арман, и Лестат знали, что это такое.
– Зачем? – хрипло спросил Арман.
– Я сделал тебе шикарный подарок, мой дорогой, – казалось, совершённый акт совсем не радовал Лестата. Его предательски грызло чувство вины.
– Я просил у тебя что-то? – Арман поднял на него кровавый взгляд. – Я. У тебя. Что-то. Просил?! Господи, сколько можно вмешиваться в мою жизнь? Сколько ещё раз ты отберёшь у меня счастье, Лестат?!!
– Он умирал! С каждым днём он приближался к могиле. Люди смертны, Арман. Это единственный шанс…
– Замолчи.
В комнате повисла тишина. Затем задребезжали стёкла закрывающегося окна – Лестат ушёл. Арман достал из кармана зажигалку. Эта странная игрушка успокаивала его. Маленькое пламя дрожало от сквозняков, гулявших по тихой тёмной комнате – рама неплотно прилегала к проёму окна, расположенного под углом.
В пламени кадрами появлялись лица: Мариус, его первый учитель, его создатель, предавший совершенно неожиданным образом. Арман тогда любил его всей своей молодой душой, что для Мастера вмещалось в обыденное понятие «просто ученик». Вампир часто думал о том, что хотел бы умереть в ту отравленную ночь, попасть в стеклянный город и остаться там навсегда, чем терпеть суровую правду о своём учителе, своём боге в холодной плоти. Больно.
Дэниел. Маленький помешенный Дэниел, единственным желанием которого было получить Тёмный Дар, а ему, бессмертному мальчику, хотелось той самой любви, умершей с потерей Мариуса. Тщетно. Получив Кровь, Дэни ушёл. Больно.
Сибель и Бэнджи. Ах, Мариус, одним ударом расколовший еле зажившее сердце двумя человеческими жизнями, Мариус, любимый Мариус, за что?! Нарушив собственные законы, он обрёк на скитания эти смертные души. Больно. Больно! Больно!!!
Арман сжал голову руками, но тут же странная мысль заставила его выпрямиться и посмотреть на Габриэля, с тихими всхлипами страдающего в агонии. Веки его были плотно сжаты, на лбу проступал кровавый пот, зубы стиснуты настолько, что побелели скулы.
Когда Арман коснулся губами его лица, Габриэль широко распахнул глаза, всё ещё дрожа от боли.
– Ты ведь меня не любишь, – тихо заговорил Арман. – Никогда не любил… Твоя единственная любовь – фотография, правда? Молчи, я знаю, тебе плохо. Т-ш-ш… Моё солнце, – он погладил Габриэля по волосам, нежно поцеловал и встал на ноги. – Всё будет хорошо.
Первое, что приснилось Арману больше года назад, – персиковые шторы, которые он видел глазами Габриэля. В яркий солнечный день они придают необыкновенный цвет пространству комнаты.
«Гори».
Фотографии. Множество-множество лиц, поз, эмоций, выражений. Софи, какие-то модели, какие-то люди, здания, парки, памятники, изображения самого Армана. Он выглядел на снимках необыкновенно юно, словно падший ангел, несправедливо изгнанный с небес. Только не хватало чёрных крыльев, как на картинах Мастера.
«Гори».
Кровать, стол, стулья – на мелкие щепки, кружки – вдребезги.
«Гори».
Вскоре пламя охватило весь верхний этаж, начали рушится деревянные балки, зимний воздух наполнился запахом пожара, взмывавшим в небеса настоящим огненным ураганом.
Арман пристально вглядывался в бушующее пламя с соседней крыши, почти не дыша. Мысли оставили его, сменились тягостной пустотой. Из оцепенения его вывели звуки акустической гитары, сливающиеся в мелодичном танце с песней скрипки и голосом рваным голосом вокалиста. Концерт группы Лестата.
Он закрыл глаза и прислушался, а за спиной горел его маленький рай, в котором он был так счастлив.

Did we create a modern myth / Быть может, мы сами создали нынешний миф?
Did we imagine half of it / Придумали половину из этого
Would happen in a thought from now / Что произошло на самом деле?
Save yourself, save yourself / Спасайся, спасайся
The secret is out, the secret is out / Тайна раскрыта, тайна раскрыта

To buy the truth And sell a lie / Купить правду и продать ложь
The last mistake before you die / Последняя ошибка перед смертью
So don't forget to breathe tonight / Не забывай дышать сегодня ночью
Tonight's the last so say good-bye / Сегодня последний вечер, чтобы попрощаться
The secret is out, the secret is out / Тайна раскрыта, тайны больше нет
Goodbye, goodbye / Прощай, прощай…

– Прощай, – прошептал Арман, хотя хотелось кричать, громко, истошно выть. Слёзы красными дорожками текли из глаз по белоснежным щекам, скрытых тёмными очками. Холодный февральский ветер теребил волосы, снежинки на которых не таяли. – Прощай…

[Shantana.]

Dianelle, замечательный вечер
тока прекрати мучать Армана ))) ну скока можно, сволочи все ему не в масть попадают , а трахают так ваапще в исключительных случаях, что за судьба у ребенка. Его надо любить и трахать, трахать и трахать, и еще трахать. А потом отбирать игрушки.

[Dianelle]

Shantana., судьба у него такая, мучаться всю жизнь, смертную и бессмертную Маня без страданий - уже не Маня, дальше только огонь хотя мне видится Лестат/Арман, но без яркой взаимности первого. Он ветренный, а тов.А. впечатлительный, может и голову оторвать из вспыльчивости

[Shantana.]

Dianelle, судьба его быть снизу!! чтобы наклоняли, вылизывали, доставляли удовольствие, боль, наслаждение и трахали!

Маня без страданий - уже не Маня

вот как раз в промежутках пускай и мучается.. боже как сладко..*плотоядно облизнулась* не садист не разу, ага

Лестат/Арман

зачем Лестату Арман? он его забавляет: своим неприятием, желанием зацепить, уколоть, напускным равнодушием, прорывающимся раздражением. - роза с шипами, блин
зачем Арману Лестат понятно. Это словно своего личного бога поиметь. и я сейчас не о топовстве говорю

[Dianelle]

Shantana.,

зачем Лестату Арман?

ну так в виде игрушки! роза, угу, но роза-то симпатиШная, отличающаяся от его партнёров дерзким характером и умением истерить и привлекать внимание из всех персонажей, Маня - 100% гей, это не может не увлечь

зачем Арману Лестат понятно

я тя умоляю хотя...

[Shantana.]

Dianelle, напиши: как Маня капризничает, где Лестат бесится, а потом выполняет его пожелания, получая удовольствие от того, как Маня этому рад.

[Dianelle]

Shantana., ай хэв неписун

[Shantana.]

Dianelle,

я тебе помогу

- Лестат, иди в жопу!
- Подставляйся, сладкий

[Dianelle]

Shantana., ужас какой! ты портишь моего нежного мальчика

[Shantana.]

Dianelle, это не я))) это Лестат он кого хочешь доведет